Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

Одними нарядами, которые вы на крючок подцепили, я уже не мог обойтись. Народ-то кругом не слепой. Видят, что к чему. Решил — от греха подальше — ЗИЛок один на промысел в Ташкент заслать. Места там хлебные. И отсюда далеко. Тут и Мурашов подвернулся.

Но между прочим, я как чувствовал, — Боровец двумя пальцами оттянул лацкан пиджака, — если таким темпом дела вести — погорим. Прошлой зимой вылепил Филиппову напрямую: завязывать надо или... Или нас повяжут. Управляющий, хотя мужик и тертый, тоже, видать, подтрухнул: «Закончим, говорит, с дачей — и все, сворачиваем лавочку». Ну, не знаю про него, а я-то, похоже, и впрямь закруглился.

— Что еще, кроме денег и перечисленных вами материальных ценностей, вы передавали Филиппову?

— Да он ничем не брезговал, паразит! — ругнулся Василий Иванович. — Увидел у меня на складе теплый меховой костюм — дай. В позапрошлом феврале позвонил мне домой и просит рубашку нейлоновую и шапку ондатровую раздобыть. В Москве, понимаешь ли, размеры не те. До того обнаглел, что уже не только в свой личный бидон, а и для министерских своих знакомых стал меня доить!

Пантюхов непонимающе нахмурил брови.

— Да, да! Моей рукой, кому надо, в лапу давал. Примеры нужны — извольте. Когда под Саратовом государственная комиссия кабельную линию связи принимала (по документам легко установить, когда именно), председателем комиссии был Ларионов Вениамин Матвеевич — начальник отдела диспетчерского управления в министерстве. Крупный такой из себя, представительный. В очках.

Так вот... Дня за два до подписания акта об окончательной приемке вызывает меня к себе в номер гостиницы Филиппов. Захожу к нему. Окна настежь. Степан Григорьевич в одной майке в кресле расположились. Нарзан попивают. Ларионов на кровати как-то полубоком сидит — на улицу смотрит. А перед этим меня Филиппов уже предупредил — комиссия сделала много замечаний по качеству работ. Могут не принять. К тому же, дескать, Ларионов злой, как черт, не знает, где срочно достать пятьсот целковых, чтобы выкупить у сестры загородный домик с участком. Остался им на двоих после смерти матери, но сеструха готова пожертвовать своей долей за отступные. Скреб, мол, скреб, Вениамин Матвеевич по сусекам. Сколько-то подсобрал. За полкуском дело застопорилось.

Так вот, захожу я, спрашиваю, зачем, мол, понадобился. «Помочь бы надо Вениамину Матвеевичу, — кивает Филиппов на Ларионова. — Домишко уплывает из-за несчастных пяти сотенных. Нету ли у вас, Василий Иванович, какой-либо возможности горю подсобить?» Будут, рапортую, деньги! В самый короткий срок. Только до Новосибирска доеду и вышлю. А сам думаю: да где же я на вас на всех наберусь?..

Ларионов, правда, сидит молчит. И по всему заметно — неудобно ему. У него вообще-то в министерстве хорошая репутация. Строгий такой, требовательный. Я бы сроду не подумал, что взять может. Да только, видать, деньги кого хочешь в дугу скрутят. — Боровец испытующе глянул на капитана, ожидая реакции, но не дождался и продолжил:

— Акт приемки после такой беседы быстро подписался. А полкуска я лично управляющему союзным трестом для Ларионова вручил: как раз командировка в Москву подвернулась. И что бы вы думали?! Не пожелал расстаться Степан Григорьевич с деньгами. Так и не передал по назначению!

Мне после в министерстве Ларионов сказал: денег ваших от управляющего не получал. От домика отказался в пользу сестры. Зато буду знать, что Филиппов непорядочный человек.

— Василий Иванович, — Пантюхов отложил в сторону исписанный лист. — Вы порядком сегодня поработали, но... — капитан открыл нужную страницу дела, — последний вопрос. Что все-таки приключилось со списанным телевизором «Темп-7»? Куда-то он исчез, как растворился.

Задавая этот вопрос, Пантюхов действовал скорее по инерции, чем по какому-то наитию. Оставалось темное пятнышко, и он хотел его прояснить. Никаких особых предположений у него на этот счет не было. Про себя полагал, что «Темп» тоже ушел к управляющему, оставалось получить подтверждение. И вдруг... пауза, почти бесконечная пауза, последовавшая за его вопросом.

Боровец то смотрел себе под ноги, то переводил сомневающийся взгляд на следователя, но не размыкал плотно сжатых губ. Пантюхов уже начал беспокоиться, правильно ли расслышал его подследственный, когда тот, наконец, энергично взмахнул рукой:

— А, все равно теперь. Видно, день сегодня такой — к откровенности располагает. Скажу и про телевизор! Только... не торопитесь, Леонид Тимофеевич, в протокол-то записывать. Как бы потом выдирать листы не пришлось.

— Отчего же? — удивился следователь.

— Да не по плечу вам этот человек! Ну поверьте вы мне, жизнь со всех сторон повидавшему, не по плечу. — Боровец вновь помедлил. — Едва ли и до Филиппова-то дотянетесь даже с вашей железной принципиальностью. А телевизор... — он закатил глаза кверху, — телевизор туда ушел, куда сам Степан Григорьевич на цыпочках заходит. А вы... — Боровец скользнул взглядом по темно-синему мундиру следователя, — а вы ведь, Леонид Тимофеевич, всего лишь капитан. И даже не корабля, а милиции. Не пустят вас туда, куда и генерал не каждый заглядывает. Пустить не пустят, а форму казенную вместе с погонами снять могут очень даже запросто. И хорошо, если взамен другую не выдадут, черного, предположим, цвета.

— Василий Иванович! — остановил Боровца Пантюхов. — Давайте обойдемся без фантазии. Что с кого снимут — будущее покажет. Мне сейчас важнее про телевизор узнать. В чьи он, все-таки, попал руки?

— Заместителю министра лично! Его величеству товарищу Хмельнову Виталию Борисовичу, — выпалил, как выстрелил, Боровец и зачем-то перекрестился. — Это — человек! И не гляди, что зам. Для наших производственных нужд он гораздо важнее министра. Тот ведь утверждает, что подают. А подает заместитель. Ну, Филиппов-то это хорошо знает. «Достань-ка мне телевизор лучшей марки и непременно со знаком качества! — приказал. — С днем ангела Виталия Борисовича надо поздравить. Юбилей как-никак — шестидесятилетие.»

Побегал я за этим знаком качества, но раздобыл, — горделиво произнес Боровец. — Из-под земли, можно сказать, достал! И — на самолет. Вместе со своим главным инженером Удальцовым — в командировку, и груз доставить. А в аэропорту нас уже филипповская «Волга» поджидала. В багажник не клали — упаси бог — разобьется! Так вместе с Удальцовым на заднем сиденье до треста и везли. Доставили и вышли из машины. А уж к заместителю министра Степан Григорьевич подарок лично сопровождал. Мы к таким персонам не вхожи. Как говорится, рожей не вышли.

Мне