Последний Туарег - Альберто Васкес-Фигероа

толстяка, который играет в шахматы в кафе на рыночной площади. Он хозяин и знает многих людей, – щелкнул пальцами, словно внезапно почувствовал необходимость избавиться от них, подозревая, что они могут оказаться преступниками. – На тех полках найдете чистую одежду. Она ношеная, но если хотите забрать свою, придется подождать, пока она выветрится, потому что дезинфектор раздражает кожу.

Превратившись из лохматых наемников в гладко выбритых тибетских монахов, они решили изменить и стиль одежды. Они выбрали широкие штаны, цветные блузы и маленькие шапочки, какие носили местные. В результате, когда они покинули баню, их даже осел не узнал. Омар аль-Хебир вынужден был вернуться, чтобы отругать его:

– Что ты там стоишь? Ждешь, чтобы тебя подстригли? Пошли!

Бедное животное замешкалось, никогда прежде не видев такой трансформации. Оно даже не могло положиться на свой тонкий нюх, поскольку инстинктивно отвернуло голову, уловив слабый запах одежды, обработанной ядовитым соком амайила.

Оно колебалось между тем, чтобы остаться на месте, и тем, чтобы подчиниться голосу, который оно все же узнавало. В конце концов, осел решил следовать на безопасном расстоянии за двумя людьми, которые, по его мнению, уже мало напоминали тех, кто оставил его у двери, и пахли только потом и верблюдами.

Они бесцельно бродили по улочкам, пока Юсуф внезапно не остановился, издав вопль и воздевая руки к небу в порыве ярости и беспомощности.

– Проклятье! Улетела!

Омар аль-Хебир тревожно посмотрел на своего спутника, но почти сразу проследил направление его взгляда, понял причину отчаяния и, вновь демонстрируя способность сохранять хладнокровие в трудные моменты, только заметил:

– А чего ты ожидал? Это ведь самолет.

– Я же говорил, что эта идея с купанием была плохой. Этот чертов ублюдок воспользовался моментом, чтобы сбежать.

– Этот чертов ублюдок не знал, что мы в Кидале, что мы его ищем, и уж тем более, что мы решили искупаться, – спокойно ответил его бывший начальник. – Так что перестань жаловаться и начни думать, что делать дальше, потому что этот город превратился в тюрьму, где нам отрежут головы.

– Но мы же обещали отомстить за наших товарищей, – с все большим отчаянием заметил Юсуф.

Омар аль-Кебир, сохраняя свою известную невозмутимость, взял спутника за руку и подтолкнул его сесть в тени группы деревьев, что было нормой поведения для тех, кто хотел спокойно поговорить в это время суток и в подобных широтах.

– Слушай меня внимательно! – сказал он, когда оба устроились. – Мы есть то, что мы есть, и к этому времени должны были научиться принимать это. Потому что, если бы мы хотели «отомстить за наших товарищей», тебе пришлось бы убить меня за то, что я прикончил Туфейли, так же как мне пришлось бы убить тебя за смерть Ахмеда. Это правда или нет?

– Это были экстремальные ситуации: нам нужна была вода, чтобы выжить.

– Вода часто служит хорошим оправданием почти для всего, но только не в этом случае. Мне бы очень хотелось выпотрошить этого грязного пилота, не только за наших товарищей, но и за то, что он нас высмеял. Но я достаточно профессионален, чтобы понимать, что месть иногда становится кратчайшим путем к катастрофе… – он ненадолго отвлекся, поглаживая спину осла, который наконец подошел ближе, и добавил: – А так как мы уже и так слишком близки к катастрофе, чтобы выбирать короткие пути, лучшее, что мы можем сделать, – это найти того толстяка, который играет в шахматы, и посмотреть, чем он может нам помочь.

Обратный путь с обильным запасом воды и провизии, отдыхая днем и продвигаясь ночью, с четким пониманием местоположения Кидаля, стал почти приятной прогулкой. Во время нее Гацел посвящал самые жаркие часы поиску тени, чтобы посидеть и обдумать произошедшее и то, что могло бы случиться в ближайшие месяцы.

Сад аль-Мани был погребен под океаном песка, что означало, что теперь на одного врага истинного ислама, проповедующего мир, равенство и справедливость, стало меньше. Однако его смерть была лишь песчинкой в пустыне, учитывая, что враги истинного ислама размножались слишком быстро.

Не удивило его признание канадца о том, что влиятельный владелец множества натроновых шахт, Мулей Массури, был его сообщником – это подозревал Суилем Балада давно. Однако он был поражен, когда речь зашла о марабите Сонго Бабангаси, которого до сих пор он считал примером «добродетели, согласия и умеренности».

Наблюдая, как вечер опускается на море дюн, постоянно меняющее цвет, он вспомнил, что последователям Старца Горы разрешалось лгать, обманывать и даже отрицать веру в ислам, если это помогало достигать их целей. И, раздумывая об этом, он не мог не задаться вопросом: не лучше ли было бы столкнуться с жестокими фанатиками вроде Сад аль-Мани, чем с коварными обманщиками, похожими на Бабангаси.

С первыми он научился справляться с помощью оружия и вскоре решил, что это будет лучший способ справиться со вторыми. Со змеями надо поступать как со змеями: убивать их, ведь они никогда не перестанут быть змеями.

Тем не менее, прибыв в Кидаль и сообщив всегда уравновешенному Суилему Балада о своем намерении устранить имама, он столкнулся с его решительным несогласием.

– Убийство Сада аль-Мани должно было стать для тебя сокрушительным опытом, поэтому тебе нужно успокоиться… – он посмотрел ему в глаза, словно отказываясь верить, что «человек Божий», которого он всегда уважал, мог быть причастен к исламской джихадистской группировке. – Ты уверен, что он сказал, что Бабангаси был одним из них? Мне трудно в это поверить!

– И мне… – с явной грустью ответил туарег. – Я несколько раз беседовал с ним на свадьбе, и, на мой взгляд, он излучал добродетель… – он сделал едва заметную паузу, прежде чем завершить: – Хотя признаю, обмануть такого, как я, большого труда не составляет.

– Не старайся выглядеть глупее, чем ты есть, иначе тебе предстоит титаническая работа… – уточнил другой, не удержавшись от ехидной улыбки. – Но предупреждаю тебя: если ты говорил с Бабангаси несколько раз, то я общался с ним два-три раза в неделю в течение многих лет и никогда не думал, что он притворяется, когда говорил «о своей неизбежной обязанности усмирять овец, превратившихся в волков».

– Поэтому я считаю, что его нужно устранить в первую очередь, – туарег был уверен в своей аргументации, продолжая настаивать. – У него нет семьи или других привязанностей в Кидале, то есть, как только что-то случится с Бачаром, Шалимом или, особенно, с Мулеем Массури, он исчезнет, заподозрив, что Сад аль-Мани их выдал.

Этот аргумент Суилему Балада пришлось принять, хотя на его согласии сказалось чувство обиды от того, что его обманул