Последний Туарег - Альберто Васкес-Фигероа

– В таком случае я не могу вам помочь. Я никогда не пишу анонимных писем.

– Вы никогда не пишете… что? – поинтересовался бедуин.

– «Анонимных писем», – пояснил сидевший за столом, пытаясь сохранить терпение. – Писем без подписи, содержащих оскорбления или угрозы.

– Но я ведь не собираюсь никого оскорблять или угрожать, господин, – возразил бедняга, становившийся все более нервным. – Совсем наоборот.

Хозяин кабинета начал уставать от бессмысленного разговора, но долгие годы работы научили его быть терпеливым с теми, кто чувствовал себя неловко перед пишущей машинкой.

– Хорошо… – произнес он, как если бы делал последнюю уступку. – Расскажите мне, что с вами случилось, и я посмотрю, что можно сделать.

– Видите ли, господин… – последовал ответ. – Я обычно пасу скот недалеко от границы с Нигером, но решил приехать сюда, чтобы привезти что-то, чем можно накормить моих внуков. Потому что, хотя там дела плохи, здесь еще хуже, и бедные дети умирают от голода.

– Понимаю, семья важнее всего.

– Семья и друзья… – уточнил бедуин. – До великой засухи сенавди позволяли моему скоту пить из их колодца, а моя дочь рассказала мне, что их убили, и многие люди ищут виновных.

– Это правда, их ищут по обе стороны границы, – признал писарь, внезапно заинтересовавшись новым поворотом разговора. – Вы что-то знаете об одном из них?

– Я не уверен, господин. Но когда я ехал в сторону Кидаля, к нам в грузовик сел один нигериец, сказав, что заблудился во время песчаной бури. Хотя мне показалось странным, что он оказался в таком заброшенном месте, я не придал этому значения. Однако на следующий день в грузовик сел другой нигериец, утверждавший, что он пастух, хотя, клянусь Аллахом, это был не пастух, потому что я знаю людей своей профессии. И хотя они притворялись, что не знают друг друга, я подозреваю, что они были знакомы. А когда мы добрались до города, они ушли вместе.

– Это заставило вас предположить, что они могут быть из группы, напавшей на сенавди?

– Я всего лишь бедный старик, господин, и не хочу никого обвинять или вмешиваться в дела, которые меня не касаются. Но я думаю, что, хотя бы из благодарности к тем, кто делился со мной своей водой, я должен сообщить тем, кому положено, что, возможно, кто-то из этих дикарей сейчас в Кидале.

Писарь вернул ему купюру, сказав:

– Раз вы поступаете правильно, я не могу взять с вас деньги, но я сообщу тем, кто сможет наказать этих мерзавцев. – Он взял карандаш и бумагу и спросил: – Вы можете их описать?

– Описать? – переспросил старик. – Что вы имеете в виду? Это были два бедуина, ни высокие, ни низкие, ни толстые, ни худые, одеты, как все мы, кто живет в пустыне.

– Туареги?

– Я не слышал, чтобы они говорили друг с другом.

– У них были амулеты, которые обычно носят туареги?

– Насколько я помню, никаких.

– Оружие?

– Не было на виду.

– И это вас не удивило?

Собеседник посмотрел на своего опрашивающего так, словно снова пожалел, что обратился за помощью. После чего, достав грязный носовой платок и громко высморкавшись, ответил:

– В той заброшенной местности уже нет даже гиен, господин, то есть никакое животное не нападет на человека. А на границе, где никогда толком не знаешь, где она проходит, носить ружье – лучший способ получить пулю от глупого солдата, перепуганного до смерти, еще до того, как он спросит, зачем оно тебе нужно.

Объяснение было логичным, ведь границы стран этой зоны были проведены в Европе много лет назад, и большинство меток, поставленных тогда, давно скрылись под песком.

Если старый кочевник, который предпочитал не называть своё имя, возможно, из страха перед репрессиями или чтобы избежать объяснений властям, имевшим дурную привычку задавать слишком много вопросов, водил свой скот к колодцу сенавди и, таким образом, хорошо знал эту местность, то его предположения, вероятно, были точны. Возможно, кто-то из наёмников Омара аль-Кабира действительно смог забраться в грузовик, который доставил его в Кидаль.

Суилем Баладе долго размышлял об услышанном, а затем достал из ящика пятьдесят тысяч франков, положил их в конверт и протянул бедуину, чьи глаза от удивления расширились.

– Это для ваших внуков, – сказал он.

– Но я делаю это не ради денег, – возразил пастух, который выглядел как ребёнок, сомневающийся, стоит ли принять предложенную конфету.

– Я знаю. Но иногда за правильные поступки бывает награда. И не волнуйтесь, если то, что вы сказали, окажется полезным, правительство вернёт мне эти деньги.

– Правительство возвращает деньги? – изумился бедуин. – Никогда бы не поверил.

– Не волнуйтесь, если не правительство, то друзья сенавди это сделают.

18

Как убить бессознательного человека или как оставить в живых убийцу детей?

Это были вопросы, ставившие перед ним дилемму, с которой он никогда не хотел бы столкнуться. Если в первый раз ему было трудно нажать на курок, то хотя бы тогда он знал, что речь шла о профессиональных наемниках, которые, если и позволили себя застать врасплох, заслуживали своей участи за свою некомпетентность.

Но сейчас даже такое оправдание было невозможно, так как его пленник погрузился в глубокий сон и все еще лежал привязанный к носилкам, неспособный совершить ни одного движения.

Что делать?

Что бы сделал любой человек в такой ситуации?

Сидя в тени фургона и глядя на высокую дюну, нависшую над ним, как тень косы, Гасель Мугтар признался себе, что не возражал бы, если бы она внезапно обрушилась, похоронив его и избавив от мучительных сомнений.

Он был устал.

Очень устал.

Слишком устал.

Ночь была долгой, трудной и в определенной степени мучительной, а прошедший день горьким и ужасно неприятным.

Кто он такой, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?

Но кто был этот психопат, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?

По крайней мере, он, человек без образования, был уверен в виновности того, кто, несмотря на свое образование, решил убить десятки невинных.

Как туарег, он получил приказ убивать тех, кто этого заслуживает, и здесь, у подножия этой впечатляющей горы песка, закон туарегов должен был превалировать над любым другим.

Он подумал о Заире и о том, что она могла бы ему посоветовать.

Красивая девушка с босыми ногами прочитала бесчисленное множество книг, и, возможно, эти книги научили бы ее различать, что хорошо, а что плохо, хотя, вероятно, ее суждения были бы затуманены тяжелейшим ударом, которым стал ужасный конец ее брата.

Он также подумал