Клан - Кармен Мола

Одним, как и их группе, предстояло путешествие по алжирскому маршруту, другим – через Ливию. В салоны садился самый разный люд: мужчины и женщины, молодежь и совсем подростки, но были среди них и старики, и дети, и малыши по три-четыре года, которых несли на руках матери, – все они хотели пересечь пустыню. Автобусы всасывали их в себя, как сточные трубы, чтобы затем покинуть Гао в облаке пыли, под аккомпанемент взрывающихся выхлопных газов. Сарате не мог поверить, что эти люди надеются добраться до побережья, преодолев расстояние в семнадцать тысяч километров на этих колымагах, которые сломаются еще на полпути.

Генерал Принц отвел своих подопечных на другой конец площади, где вместо автобуса их ждали три пикапа. Охранники поделили их на три группы и приказали садиться в кузова, тесно прижимаясь друг к другу, и громогласно предупредили, чтобы все крепко держались за борта. Анхель и Амира сели в одну машину с Марвином и двумя нигерийскими девушками. Сарате подумал, что пикапы хотя бы с виду были надежней, чем все остальные отъезжавшие отсюда транспортные средства, похоже, вывезенные с автомобильной свалки.

Несмотря на то что все пассажиры надели солнечные очки и намазали лица солнцезащитным кремом, палящие лучи их обжигали, и по мере того, как они час за часом тряслись в кузове, у Сарате все сильней болела голова. Гравийное шоссе было не шире проселочной дороги, Амира продолжала висеть у него на шее, а нигерийки настолько устали, что уже не могли петь. С тех пор как автобус переехал реку Нигер, со всех сторон простиралось только море песка. Сопровождаемые облаком пыли и запахом пота, три пикапа устремились в пустыню, словно в безвозвратный путь. Первые слезы, измученные лица, боль в теле, вынужденном постоянно находиться в напряжении, необходимость крепко держаться за борта, чтобы не вылететь на дорогу, – все это вместе с тепловым ударом повергло Анхеля в полубессознательное состояние, в котором реальность невозможно отделить от кошмара.

Шоссе перекрыли повстанцы, не то туареги, не то арабские боевики. Они выкрикивали приказы лающими голосами, заставляя всех выйти из пикапов. Вмешательство генерала не помогло, как раньше, хотя он мог быть с ними в сговоре: солдат интересовали не документы, а только деньги. Парнишка с черточками на щеках получил удар прикладом в лоб и рухнул на землю, где его продолжали бить ногами, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво. Никто не вмешивался, ни Принц, ни его охрана, ни перепуганные мигранты, понимавшие, что иначе будут следующими. Два разлагавшихся трупа в придорожной канаве предупреждали, какая участь может их ожидать.

Сарате все сильнее душил стыд. Почему он не реагирует? Почему не достает из-за пояса пистолет? Почему не пытается остановить это зверство? Амира пряталась у него за спиной, и он убеждал себя, что не вмешивается ради нее, что ее нельзя оставить одну, но этот самообман не действовал, и собственная трусость бередила ему душу до такой степени, что, едва они тронулись в путь, отделавшись от солдат, у него начался приступ рвоты.

В кузове другой машины их попутчики промывали раны избитого паренька, но тот так и не пришел в сознание. Молча, в невыносимой жаре, они ехали до самой ночи, а затем легли спать на обочине дороги, под холодным небом, боясь укусов скорпионов. На рассвете Марвин сказал, что парнишка умер. Не было ни похорон, ни переживаний, и тело бросили в пустыне на милость хищных зверей. У беременной Анние начались жесточайшие схватки, но, не имея медикаментов, они ничем не могли ей помочь, только уложили на дно кузова, чтобы дать ей больше места, а сами распределились по другим машинам.

Невозможно было понять, сколько прошло часов. Водители вели машины по альтернативным, самым надежным, но и самым длинным дорогам. Пассажиры потеряли счет времени, когда увидели впереди деревню, Эль-Халиль, расположенную на границе с Алжиром. Очередная группа боевиков преградила им дорогу. На капотах военных внедорожников были демонстративно выставлены головы двух африканцев – их пикапы словно засасывало в воронку зла. Пассажиров снова выгнали из машин и снова били до тех пор, пока каждый не отдал все, что у него было. Один из солдат обнаружил у Сарате пистолет, выхватил его и собрался выстрелить Анхелю в лоб. Принц что-то крикнул по-английски, и Сарате лишний раз убедился в том, что все выходки повстанцев согласованы с генералом: солдат тут же выстрелил в землю и ушел, унося с собой пистолет. Марвин объяснил Сарате, что, не будь с ними генерала, их заставили бы звонить родным, чтобы те прислали еще денег. Шестьсот долларов с человека. А тех, кто не сможет раздобыть нужную сумму, подвергнут пыткам и убьют. Однако пока у них все обошлось пинками и ударами. Принц поговорил с боевиками и кивнул на двух нигериек. Увидев, что солдаты собираются их увести, Сарате заслонил девушек собой, но получил удар коленом в живот, а когда упал на землю – сапогом по лицу. Амира бросилась к нему, потому что он все равно рвался им помешать. «Они тебя убьют!» – прошептала она. И Сарате вынужден был наблюдать, как в каких-нибудь ста метрах от машин солдаты насиловали этих двух женщин. Он понял, что такую цену они согласовали с генералом. «Ты! Сукин сын!» – Анхель бросился на генерала, но тот преспокойно его оттолкнул: избитый Сарате еле держался на ногах, охранникам даже не пришлось вмешиваться. Марвин и Амира оттащили Анхеля к одному из пикапов. «Ты что, не видишь? Если бы он не отдал им нигериек, нас бы всех перебили! Прекрати же, наконец, или мы никогда не переедем пустыню!» – отчитал его мулат.

Саде и Адиса вернулись в кузов пикапа. Жизнь погасла в их глазах. Машины тронулись в путь и проехали границу Алжира в полном молчании. Позади остался Эль-Халиль, зловещий пограничный пункт с глинобитными домами и горами трупов вокруг – это были африканцы из многих стран, мужчины и женщины, старики и дети, не сумевшие преодолеть кордон повстанцев, которые наживались на надеждах жителей Черной Африки. И никто не контролировал то, что там творилось. Никто не видел страданий, пропитавших приграничный песок.

Бордж-Баджи-Мохтар был последним населенным пунктом на их пути. Дальше простиралась пустыня. Их запасы еды подходили к концу, воду приходилось экономить. Сарате не знал, сколько прошло времени: чтобы не столкнуться с алжирскими военными, машины уклонились от основного пути и ехали по торговым тропам туарегов – может быть, сорок часов, может быть, больше. Проснувшись утром, Сарате обнаружил, что плачет. Заледеневший от холода, с ободранным горлом, с обожженной кожей… «Я уже умер? – подумал он. – Зачем меня понесло