Охота на охотника - Валерий Георгиевич Шарапов

– Что я слышу, – усмехнулась Надежда. – Твое мнение идет вразрез с мнением твоих коллег? Но мы же понимаем, почему ты так говоришь. Тебе нужно извернуться, оправдаться. Да тьфу на тебя, Костров.

Объяснить ей что-либо без нервов было невозможно. Как, собственно, и генералу Пряхину, который также все для себя решил.

– Что за нездоровый скепсис, майор? – он в возбуждении мерил шагами кабинет. – Кто это, по-твоему?

– Да хоть кто, Геннадий Андреевич. Цыгане, молдаване, жители Дальнего Востока или Хабаровского края. Приехали, вовремя не прописались. Здесь их никто не знает, оттуда – уже съехали. Не так уж много времени прошло, чтобы забить тревогу. Опознание Купцовой гроша ломаного не стоит. Позвольте вам не объяснять, почему она так решила. Мы практически выяснили, что Шаламовы бежали через люк на чердаке…

– А кто же с этим спорит? – в глазах Пряхина заблестела смешинка. – Шаламовы бежали, но, увы, не добежали. Трагическая случайность, глупая смерть. Им не удалось уехать за границу, понимаешь? Ржев – северо-западное направление, именно в ту сторону надо ехать, чтобы перейти финскую границу…

– Что за машина? Почему ехали одни? Как Шаламов мог так безрассудно разогнаться? Не дрова вез. Он очень осторожный водитель, тем более когда в салоне его семья. А вокруг – незнакомая местность. Почему их занесло в эти дебри? Там до трассы несколько верст. Где логика, товарищ генерал? Почему меня с таким упоением хотели убить? Те трое – после того, как я вычислил маршрут их бегства; затем Георгий – после того, как я накостылял тем троим. В чем смысл меня устранять – если Шаламовы были мертвы? Хорошо, наши оппоненты не знали, что они мертвы, – кто же знал, что машина утонет в болоте? Но их нет уже почти три месяца, можно и догадаться, что произошло неладное. И что вы хотите сказать – Шаламовы на какой-то левой машине ехали одни в направлении финской границы? Почему не канадской?

– Так, майор, ты уж не заговаривайся, – одернул Пряхин.

– Прошу прощения, Геннадий Андреевич, мысли вслух. Вам самим все это не кажется надуманным?

– Не кажется, майор. В тебе вопиет уязвленное самолюбие.

– Может, и так, – согласился Костров. – Признаться честно, товарищ генерал, сам не знаю, что думать. Не верю, что Вадим – предатель. Но и то, как из него делают мертвеца, – тоже не нравится. Нужно продолжать расследование, Геннадий Андреевич.

– Все, майор, тупик, уперлись, – генерал посмотрел на подчиненного тяжелым взглядом. – Во всем, что ты наговорил, есть смысл, отрицать неразумно. Но мы это дело заканчиваем. Пусть работают наши разведчики за кордоном: наскребут информацию по данному вопросу – тогда и посмотрим. Может, ты и прав, но сам пойми: мы бездарно растрачиваем время и ресурсы. Сейчас от нас требуют другого. Не я же придумал эту Олимпиаду, что ты от меня хочешь? Возможны провокации – и не просто возможны, а будут. Разве наши коллеги из-за океана упустят такую возможность? В Москву понаедет всякий сброд, уже едет, уже переполнены гостиницы. Спортсмены селятся в Олимпийской деревне, а там аналогично хватает разношерстной публики. Провокации уже планируются – митинги, пикеты, акции неповиновения. Диссидентам и прочей антисоветчине уже расписаны программы, понимаешь? Наша задача – это дело придушить. Сорвать Олимпиаду они не смогут, но пакостить будут, а потом выворачивать по-своему и обливать грязью строй в нашей стране. Так что давай, собирайся. Завтра утром весь свой отдел ко мне на планерку, работы накопилось через край. А свою любимую тему держи в уме, договорились? Надеюсь, мы к ней еще вернемся…

Глава десятая

Москва похорошела, сияла. Она по праву превращалась в лучший город мира – на зависть недругам и злопыхателям. В магазинах появились товары! Вместе с ними и очереди, но чья-то незримая рука сдерживала покупательский ажиотаж. Костров сдался, выбрасывал из головы все, что не имело отношения к текущим делам. Акцию неповиновения в трех шагах от Кремля пресекли мягко, почти без насилия. Несколько человек развернули плакаты «Свободу узникам совести!», еще что-то в том же духе, их быстро проводили в автобус, а подбежавшим фоторепортерам из «Ассошиэйтед пресс» вежливо объяснили, что они занимаются не тем и лучше бы фотографировали красоты олимпийских объектов.

Допросы проводили жестко, хотя и с соблюдением процессуальных норм. Сутки на сборы – и добро пожаловать в подмосковную глубинку. Научитесь себя вести – и в следующую Олимпиаду, так и быть, останетесь в Москве. Предупреждение единственное и последнее, в случае неповиновения – уголовное дело по статьям «терроризм» и «разжигание антисоветской деятельности» – и церемониться органы не будут. И никто не посмотрит на «уважительные» причины – больных родителей, несданную сессию, справку из психоневрологического диспансера… Что-то много пошло студентов, не желающих достраивать социализм и браться за строительство коммунистического общества. Выявлять пугливых и сомневающихся органы научились. Кого-то дружки подговорили ступить на скользкую дорожку, кому-то надоело жить на стипендию, третьи решили покрасоваться перед девушкой (лучше бы отличными отметками красовались). Этих допрашивали наиболее жестко, не скупились на живописание перспектив: заснеженная тундра, небо в клеточку, друзья в полосочку… Интересовали зачинщики и организаторы акций. Наиболее рьяных из своей среды молодые люди сдавали активно. Что же касалось организаторов – тут сложнее. Видели мельком одного мужчину, он общался во дворе жилого дома с руководителем «боевой» десятки и передал ему пухлый конверт. После этого незнакомец исчез и больше не появлялся. Его портрет нарисовали – изрядно за сорок, представительный, лицо скуластое, профиль ястребиный, одет в элегантный двубортный костюм. Физиономия иностранная, но по-русски шпарит так, что от нашего не отличишь. Господина установили быстро – сотрудников в посольстве США, конечно, много, но все переписаны и запечатлены. Некто Фил Аткинсон, сорок девять лет, помощник атташе по культурным связям (по каким же еще?). Фигура известная, агент ЦРУ (как и половина его коллег по дипмиссии) – собственно, ничего интересного. Поймать его за руку практически невозможно. Единственное, что грозит, – депортация. Куда интереснее – его контакты на этой стороне. Оболваненные студенты – мелочевка, даже размениваться не хочется. Их потянешь – и серьезные фигуры уйдут на дно. Но шпионы под прикрытием посольств вели себя осторожно, на рожон не лезли. Если и мелькали, то это были, как правило, разовые эпизоды. Подобных элементов только по отделу Кострова проходило четверо, их лица смотрели со стены и уже вызывали изжогу. Благочинные интеллигентные люди, выпускники престижных американских вузов – Гарварда,