Обманщики - Джон Мастерс

Ясин расстелил два одеяла. Часовой, оставшийся у костра, горстями бросал на них добычу. Кольца и браслеты, драгоценности и ожерелья, осыпанные дождем. Мешки с золотыми мухурами наваба хлынули потоком, и огонь потускнел на фоне блеска одеял. Обмен мнениями начался среди добродушных споров. Наиболее ценные драгоценности были сложены в одну кучу, монеты и менее ценные безделушки были розданы.

У Уильяма болели руки. Он посмотрел вниз и увидел, что просунул ногти сквозь кожу на ладонях. Боль терзала его, уводя его разум от сверкающей страны грез, в которой он сидел, и заставляла его думать. Оживление на лицах его товарищей» и веселый хрип их голосов заставили его осознать, кто он и где он находится. Последние шесть часов он забыл. С того момента, как он вышел на поляну, увидел сломанного идола и встал среди Обманщиков на этой тревожной церемонии, он был приспешником в старой религии. Однажды, у ямы, он попытался снова вызвать позор тех предыдущих ночей, когда он считал себя виновным в убийствах, которые тогда не были совершены; но стыда не было, только смущенная тошнота нового товарища, молодого врача. Его охватила мучительная полурелигиозная похоть — увидеть, что будет дальше, и стать ее частью.

Он стиснул зубы и попытался оправдаться. Просто ему не терпелось вернуться к своим записям и записать все чудеса и тайны происходящего — вот и все. Память о погибших женщинах терзала его. Только одному из них было больше девятнадцати. Там был ребенок четырех лет и ребенок поменьше. Одной из них могли быть Мэри и ее ребенок.

Джемадар говорил: «И мой друг Гопал примет участие в первоначальной пятипроцентной раздаче активным душителям. Конечно, он также должен иметь долю, распределенную между всеми душителями по рангам в общем распределении».

«Он может получить общую долю, если он является душитель по званию», — угрюмо пробормотал Пироо, «но он не имеет права ни на какую часть из пяти процентов, если только на этот раз он действительно не задушил. И он этого не сделал. Правила ясны».

Джемадар холодно сказал: «Кто ты такой, чтобы говорить со мной о правилах! Кали дала нам этот улов только потому, что она любит ему, а не из-за какой-либо части вашей неуклюжести».

«Возможно», — проворчал Пироо, запуганный свирепостью своего лидера.

«На самом деле, мой друг», — продолжил Джемадар, «теперь я собираюсь назначить его вместо тебя помощником Джемадара, и тебе лучше привыкнуть к этой идее. Сахар все еще можно купить. Но завтра оставайтесь здесь, чтобы провериться при дневном свете. Это может помочь вам научиться хорошим манерам. У вас есть семена блошки? Хороший. Вот, Гопал!» Он передал Уильяму горсть золота и несколько мохуров. Уильям взял их, пробормотал благодарность и спрятал. Хусейн подтолкнул его и почти незаметно жестикулировал головой. Уильям поднялся на ноги.

«Я сейчас пойду спать, Джемадар-сахиб».

«Хорошо. Быстро вылечите запястье. День Благодарения с первыми лучами солнца, на поляне. Затем мы отправимся в Маниквал. Хотите одну из лошадей наваба?»

«Да-а». Уильям колебался. «Вам не кажется, что их можно узнать?»

«Нет. Мы все равно продадим их в Маниквале и купим другие. Спите хорошо».

Уильям снова салаамед и подошел к своему одеялу. Готовясь ко сну, он пробормотал Хусейну: «День Благодарения — это церемония причастия с Кали, не так ли, когда мы все берем сахар?»

Хусейн сказал: «Да. Я не знаю, какому богу молиться, кроме Кали, и она смеется надо мной. Пожалуйста, Гопал, не ложись завтра в одеяло, если сможешь. Не ешьте освященный сахар. Ешьте другую часть, которую откладывают перед освящением.… Какой в этом смысл? Вам придется это сделать, иначе Пироо станет более подозрительным, чем он есть сейчас. И он может нас погубить, если что-то заставит его попытаться. Мы в ловушке». Он внезапно поднял глаза и сказал: «Я знаю. Ты хотеть есть освященный сахар».

Уильям попытался рассмеяться, но смех захлебнулся у него в горле. Наконец, лежа в одеяле и чувствуя одновременно жару и холод, он сказал: «Я не хочу, Хусейн. Мне просто все равно. Это все суеверия».

Хусейн не ответил, и Уильям сказал: суеверие, суеверие, снова и снова к себе, и засыпал, и не видел снов.

Глава шестнадцатая

Было темно, когда Уильям, дрожа, вышел из одеяла и разделся. Он мылся с головы до ног в ручье, стоя по колено в черном потоке воды. После этого, когда свет распространился и из реки выползли призраки тумана, он прошел через джунгли к поляне. Густая роса утяжеляла стебли травы и украшала жемчугом красные песчаниковые одежды идола. Вся группа, за исключением таинственной группы землекопов, появившихся во время захоронения, стояла неопрятной толпой вокруг дерева ним. Свет фильтровался серым и нежелательным между промежутками стены джунглей. Было холодно, и Уильям дрожал. Вчера вечером в роще все окрасилось от огня — драгоценности, ловящие его, лица, светящиеся от него, кровь, осветленная им. Сегодня утром мир и люди в нем были серыми, пыльно-белыми, тускло-коричневыми.

Джемадар торжественно приветствовал его, огляделся, как будто считая, и сказал: «Один на часовом, трое покупают товары по дороге, остальные все здесь. Ты готов, Ясин?»

Ясин кивнул и вышел из толпы. Он расстелил свое и еще одно одеяло на траве рядом перед деревом ним. В правой руке он нес медный лотах, полный воды, и держал его за шею у внешней стороны бедра. Он осторожно положил лотах на одеяла и властно протянул руку. Пироо дал ему сильно наполненный хлопчатобумажный мешок. Ясин держал сумку вверх дном. На одеяло вылился поток застывших комков грубого коричневого сахара. Он оглянулся через плечо. Обманщики разделились на две группы: в одной из них четверо или пятеро мужчин, которых знал Уильям, не считались душителями; в другой — остальные — душители.

Уильям попытался приблизиться к меньшей группе, но Джемадар удержал его, прошептав: «классифицировать. Оставайся здесь». Уильям увидел, как Пиру подозрительно смотрит на него, и обеспокоенные глаза Хусейна.

Ясин пересчитал меньшую группу, отнес им часть сахара и положил его на траву. Они поклонились и встали позади своей части лицом на запад.

Ясин вернулся к одеялам и положил рядом с сахаром рупию из своего кошелька. Он вынул кирку из-за пояса и вырыл небольшую яму в земле прямо за одеялами. Очистив лезвие кирки румалом, он положил инструмент на одеяло рядом с сахаром и рупией. Наконец он сел на передний край одеяла и скрестил ноги.

Душители медленно двинулись