Красный жемчуг - Татьяна Юрьевна Степанова

— И сколько времени займет бодяга? — поинтересовался Лейберман притворным тоном профана.

— Недели три, месяц, — потерянно ответил Клавдий.

— А судьба Марии? Вы с Макаром на три недели, а может, и на месяц из-за полицейских формальностей окажетесь полностью выключены из нашей основной задачи.

— Хрен с ними обоими. Мы с Макаром Защелкиных отпустим, — быстро перебил его Клавдий. — А запись с признанием?

— Видео просто шикарное. Дорогого стоит. И оно останется у меня, — ответил Лейберман. — В качестве предмета возможного торга со следствием. Если дела у Марии начнут складываться совсем уж худо и ее станут пугать, принуждать к ложному признанию, я начну свою игру со следаком: хочешь раскрыть резонансное дело? Желаешь большие звезды себе на погоны? Помогу ему с условием — покажу фрагмент вашего видео и начну выдвигать по делу Марии свои требования. Но я обязан сначала спросить вашего согласия, братаны: на видео вас нет, и это прекрасно! Лишь девица и зловещий антураж с ее братцем. Но слышны ваши голоса, задающие вопросы. И следак вами, естественно, заинтересуется. Вы попадете в его жернова… Вопрос о несообщении вами в полицию о преступлении тоже встанет. Но я хочу вас успокоить. Всегда существует железная отмазка — мол, изначально мы не считали правдой признание девушки в убийстве, думали — она нас за нос водит, прикалывается… На видео только ее слова. Кто с одних лишь слов докажет — истина это или выдумка?

— Есть еще прямая улика — жемчуг Акакиевой на Толике, — напомнил Клавдий.

— Насчет жемчуга следаку предстоит сначала доказать — не фальшивка ли. А потом опять же доказывать, те ли это самые бусы и браслеты, что приобретала Акакиева.

— Дзига — ты иезуит! — восхитился Макар.

— Адвокат оперирует строго в рамках закона, — заверил его Лейберман. — Но если творится беззаконие, то… руки опускаются даже у иезуитов. Торг со следствием — дело всегда опасное и непредсказуемое. Я вас искренне предупреждаю. Вы готовы рисковать в случае наихудшего для Маши исхода дела?

— Я готов, — твердо ответил Клавдий. — Я один виноват в случившемся. Я все возьму на себя. Макар останется в стороне.

— Вы истинный рыцарь, Клава, — усмехнулся Вениамин печально. — Приму к сведению. С вами надо поаккуратнее. А то из благородства наломаете дров. Короче, я выношу вам обоим — своим незаменимым отважным помощникам — благодарность. И советую: гоните на все четыре стороны убийц-недотеп. Не теряйте драгоценного времени. Быстро, оперативно переключайтесь на другие версии устранения Матвеева. А насчет старой карги… девица права, никто о ней особо не заплачет. Подобных ей индивидуумов приканчивает часто именно «ближний круг». Когда этому «кругу» встают поперек горла их старческое упрямство, глупость, недоговороспособность, их жадность, оголтелый маразм… он, «ближний круг», вооружается ядом, или подушкой, или молотком…

Макар распрощался с Лейберманом. Выключил телефон.

— Забирай братца и вали отсюда, — распорядился Клавдий, подходя к Лелику и Толику, склоняясь над последним и легко развязывая свои собственные хитрые полицейские узлы.

— Вы нас отпускаете? — Лелик растерянно взирала на Клавдия, словно не верила ушам своим.

— Мотайте! — Клавдий избегал ее взора. Он освободил Толика и помог тому подняться на ноги.

— Когда полиция явится за вами, — философски напутствовал Макар, — а день тот не за горами… Вы, Лена, наверное, продолжите сваливать убийство Акакиевой на брата, которого от уголовного преследования защитит его психическая болезнь.

— Ты к чему клонишь? — спросила Лелик. Она обняла брата за талию и повела его к брошенному скутеру.

— Удары молотком Ехидне нанес не ваш брат, Лена. Акакиеву били по голове молотком вы сами. Она вас застигла с поличным на месте преступления, она вас узнала, кричала на вас, наверное, звала на помощь. Она оскорбила вас нецензурно и обозвала вашего брата, и вы… ей лично отомстили. Ее голова треснула под вашими ударами молотком, Лена.

— Это не я! Толька ее прикончил!

Макар глядел ей прямо в глаза.

— Да пошел ты, умник! — истерически выкрикнула Лелик. — Он… Толька… брат… Он же псих ненормальный! Менты ему ничего не смогут сделать плохого! А я никогда не признаюсь! Слышите, вы?

Рев мотора. Скутер с убийцами растворился в ночи.

— Клава, мы правильно поступаем? — печально произнес Макар. — Дзига дал золотой совет. Но я хочу спросить тебя.

— Нет. Мы поступаем неправильно. — Клавдий поднял веревку и намотал ее на локоть, складывая. — Но ради Маши…

— Мы потратили пять дней на старуху… не процентщицу — отставную чиновницу и по совместительству домашнего монстра, на выяснение обстоятельств ее никчемной жизни и смерти, а наш дилер Матвеев, оказывается, погиб вовсе не из-за нее. — Макар покачал головой. — Столько драгоценного времени впустую…

— Нам придется начать все сначала, — ответил Клавдий. — С нуля.

Глава 21. Кубик Рубика

«The time is out of joint»[25] — Макар по кембриджской привычке в трудные моменты жизни всегда обращался к Шекспиру. Ибо утро не принесло ясности.

Они вернулись домой поздно ночью, встрепанные, взбудораженные, растерянные. Путеводная нить их прежней версии, казавшаяся столь надежной и логически убедительной, оборвалась неожиданно и фатально. Гувернантка Вера Павловна, уложив детей, ждала их возвращения, коротая время в гостиной с книгой. Узрев их расстроенные, опрокинутые физиономии, она не стала их донимать расспросами, лишь накормила ужином из полуфабрикатов. Но им обоим после разговора с убийцами Защелкиными, столь милостиво отпущенными, кусок в горло не лез. Макар невольно сравнивал Веру Павловну с Антониной Акакиевой — они ведь почти ровесницы, представительницы одного поколения. Но между ними лежала пропасть… Высокообразованная, свободно мыслящая интеллектуалка, потомственная москвичка — педагог с предками из старой русской дореволюционной интеллигенции, добрый дух его дома, гувернантка Вера Павловна, наставница его детей, их с Клавдием советчица и старший товарищ. И… тоже «Товарищ» Мадам Тося из Мотовилихи, вроде бы плоть от плоти народной и из гущи масс дремучих, темных, косных… Пожилая женщина с ее высокой должностью, несметным количеством нахапанных впрок сумок «Биркин» и кашемировым пальто от Lora Piani, кургузо сидящем на ее расплывшейся нескладной фигуре. Мудрость против серости, помноженной на маниакальную уверенность в собственной непогрешимости. Достоинство и честность против злобы и алчности… Нет, Лелик-убийца неправа, ополчаясь огульно на старшее поколение, дело не в возрасте… Дело в приверженности разным жизненным идеалам. Просвещение против мракобесия… Порядочность против врожденного, патологического его отсутствия…

— Итак, двигаемся в неизвестность с нуля. А с Акакиевой завязываем. Утешает лишь одно: мы разобрались с ее убийством быстро и без особых усилий и затрат, не увязли в нем словно в липкой