Красный жемчуг - Татьяна Юрьевна Степанова

багажнике крепкую веревку (со времен своих прежних приключений они возили и веревку с собой на всякий пожарный). Он связал Толика «полицейским» узлом — за ноги, за руки и с петлей на шее. Сел на заднее сиденье, рядом с ним, Макар — за руль, и они покинули окрестности Мокрого, ища место, куда бы им выдернуть его сестру по звонку на ночь глядя. Где бы им всем вчетвером прояснить ситуацию без свидетелей и помех.

Навигатор показывал лишь лесной массив, берег Москвы-реки, дачные поселки. А они вдруг очутились на пустыре: вдалеке виделись в свете фар бетонные сооружения. Заброшенный долгострой или покинутый людьми склад, цех. Рядом гнездились еще низкие одноэтажные бетонные коробки. Двери некоторых боксов закрывали ржавые ворота на покосившихся петлях. Макар остановился возле развалин. Они выволокли Толика из внедорожника и затащили внутрь. Клавдий посветил фонариком на стены: потеки, мох, сырость, граффити. Толик лежал на куче мусора среди пакетов и ржавых консервных банок. Клавдий снял его связанного на мобильный. И набрал номер его сестры. Сразу послал в мессенджере несколько фотографий.

Пауза. Получено. Просмотрено.

Он написал в чат: «Приезжай немедленно за братом. Не явишься — мы отвезем его в полицию. Вместе с крадеными украшениями вашей убитой хозяйки»

Нет ответа. Они ждали.

Толик слабо заворочался на мусорной куче.

Звонок. Клавдий включил громкую связь.

— Я приеду. Вы где? — Голос Лены Защелкиной. Срывающейся от волнения. Звенящий отчаянием.

Клавдий послал ей фотографии развалин снаружи и бетонки, ведущей к ним в свете дальних фар внедорожника. И еще ориентир: дорожный знак, они его миновали, покидая Мокрое.

— Найдешь. Ждем полтора часа. Не уложишься — встретишься вместе с братцем в полиции.

— Я приеду раньше, — ответила Лелик. — Слышите, вы? Я приеду! Не мучайте только его, сволочи!!

Глава 20. Ближний круг

Лелик примчалась на скутере: словно валькирия с развевающимися волосами материализовалась из тьмы проселка. А Макар не верил, что она их найдет: они и сами-то толком ничего не знали ни о месте, где очутились, ни о развалинах с боксами. А Лелик изучила окрестности Мокрого отлично.

Вместо мешковатых джинсов она принарядилась в черную мини-юбку баллон из органзы и кожаный корсет, на ногах ее красовались туфли на шпильке. Ее губы рдели алой помадой, аромат духов смешивался с запахом алкоголя: Лелик пила и веселилась в момент их звонка — с кем-то, где-то. Но она бросила все и явилась за братом.

— С тусовки тебя выдернули? — прямо спросил Клавдий. Они с Макаром стояли у входа в руины, где на куче мусора лежал пришедший в себя Толик, связанный по рукам и ногам.

Лелик попыталась въехать на скутере прямо внутрь, но они ей не дали. Тогда она спрыгнула со скутера и кинулась в темноту, к брату.

— Толька!

Услышав ее голос, Толик замычал, а потом жалобно закричал, заныл. И сердце Макара упало, он уже жалел несчастного психа. А Клавдий собрал в кулак всю свою «непробиваемость», ибо девица… убийца… злодейка в прозрачной юбчонке смахивала на ночную бабочку. Ее крупный рот манил подобно огненному цветку. Ее глаза метали молнии. Ее волосы отливали шелком. Клавдий не желал сейчас… когда они все увязли в столь серьезном и важном деле, пялиться столь откровенно, нагло на ее голые ноги с худыми коленками и хрупкие обнаженные плечи.

— Бесполезно отпираться, ваш брат нам сознался в убийстве Акакиевой, и вы его сообщница, — заявил Макар. — Один бы он не смог совершить ограбление с убийством в силу неполного разума. Видели фотографии?

— Да, — Лелик кивнула. — Развяжите его! У него петля на шее, он же себя задушит.

— Не развяжем, пока все нам не расскажешь, — отрезал Клавдий.

— Он же больной! Дернет руками и затянет на себе петлю! — выкрикнула Лелик. — А ты… ты просто подонок!

— Ага, — Клавдий кивнул, смотря ей прямо в глаза. — Бесславный ублюдок. А ты убийца, Лелечка. Грохнули вы с братцем хозяйку-благодетельницу и обчистили ее сейф.

— Она нам не хозяйка! Сто раз тебе, гад, повторять? — выкрикнула Лелик. — Она… гадина! Старая жадная жаба! Думаешь, я жалею о содеянном? Нет! Только я ее не убивала.

— А кто же шарахнул Акакиеву по башке? — осведомился Клавдий.

— Толька. Я не смогла его удержать.

— Ваш ненормальный брат убил Акакиеву? — Макар кивнул. — Конечно-конечно… Всегда лучше свалить со здоровой головы на больную, да?

— Я говорю правду. И мы… я изначально не планировала ее кончать. Я вообще считала: ее нет дома той ночью, она свалила куда-то — в санаторий, в отель в Москве. Она не выносила шума и грязи ремонта и раньше всегда уезжала, когда дома что-то делали, чинили.

— Не заговаривай нам зубы, милашка. — Клавдий глядел на нее с высоты своего роста. — Твой братец на снимках и на моем видео весь в цацках Акакиевой, в ее жемчугах-бусах. Он, словно бурундуки Чип и Дейл, зарыл клад в лесу. А тебе досталось намного больше, Лелечка. Деньги из сейфа, бриллианты.

— Ни фига мне не досталось! — выкрикнула Лелик страстно и зло. — Сейф был почти пуст! Я за Толькой не уследила, он сгреб себе бусы и браслет, когда я вытащила коробочки через дыру! Я шарила вслепую в сейфе, старалась нащупать пачки денег, но их там не было! И ее шикарных бриллиантов тоже — колье, браслетов. Три кольца лишь я нашла и не с самыми крупными брюликами! И всего две подвески — с рубинами и сапфиром.

Макар показал ей мобильный, он сразу включил камеру, лишь только она спрыгнула со своего скутера, и снимал ее.

— Вы сейчас признались в убийстве и ограблении, — резюмировал он. — Уже одной этой записи и видео и фотографий вашего брата в краденых драгоценностях достаточно для полиции. Но нас интересует не убийство вашей хозяйки. Расскажите нам, как и за что вы прикончили ее соседа Дмитрия Матвеева? Он прибежал из своего коттеджа на шум? Когда вы разбивали стеклянную дверь? Или на вопли Акакиевой о помощи?

— Вы что… вы совсем уже?! — Лелик отпрянула от Макара. — Мы с Толькой… мы его не убивали!

— Ложь! — Клавдий шагнул к ней и схватил за руку. — Врунья!

— Пусти! Отвали! Мне больно! Руку сломаешь, урод! — Она начала вырываться. Она походила, на взгляд Клавдия, на черную ласточку, попавшую в силок. От прикосновения к ней, к ее прохладной нежной коже он ощущал в себе жар… Что лукавить? Презирая ее, он ее хотел. Она сражала наповал своей прелестью, дикостью, цинизмом, непокорством, жестокостью и юностью! Черная ласточка, ночная бабочка Мертвая голова, ядовитая роза… Лелик, Леночка…

Но из тьмы выплыл образ Маши — пятидесятилетней полной