Смерть в прямом эфире - Найо Марш

О’Коннор: Последнее ваше место работы – больница Фулчестер-Грейндж, где вы проработали около двух лет перед выходом на пенсию?

Мигс: Правильно.

О’Коннор: С начала слушаний по этому делу вы осуществляете надзор за подсудимой Мэри Эммелиной Фрибоди, верно?

Мигс: Да.

О’Коннор: Мисс Мигс, расскажите суду и присяжным, как проходят ваши дни с тех пор, как вы взялись за эту работу.

Мигс: В восемь утра я отпускаю ночную сиделку и нахожусь при поручении, пока меня не подменяют вечером.

Судья: При каком поручении?

О’Коннор: При мисс Фрибоди, ваша честь.

Судья (с досадой): Почему бы так и не сказать? Продолжайте.

О’Коннор: Вы находитесь с мисс Фрибоди целый день?

Мигс: Да.

О’Коннор: Никуда не уходите?

Мигс: Таковы полученные мной инструкции, и я их соблюдаю.

(Доктор Суэйл, который пристально глядит на свидетельницу, пишет записку, жестом подзывает пристава и отдает ему записку. Пристав относит листок Голдингу, который читает написанное и показывает записку своему помощнику и представителям обвинения.)

О’Коннор: Вы считаете мисс Фрибоди трудной подопечной?

Мигс: Вообще нет.

О’Коннор: Она не пыталась, ну, отделаться от вас? Не обижалась на ваше постоянное присутствие?

Мигс: Сперва ей не нравилось, но вскоре мы преодолели это недоразумение. Теперь мы добрые друзья.

О’Коннор: Вы ни разу не оставляли ее одну?

Мигс: Я уже сказала – нет, ни разу.

О’Коннор: Благодарю вас, мисс Мигс. (Садится.)

Голдинг (встает): Медсестра Мигс, вы сказали суду, что, будучи дипломированной медсестрой, работали в качестве сиделки при душевнобольных в десяти лечебницах за двадцать лет и на последнем месте, в Фулчестер-Грейндж, проработали два года?

Мигс: Все так.

Голдинг: А вы брались присматривать за пациентами в частном порядке?

Мигс (неловко): Бывало.

Голдинг: Сколько таких подопечных у вас было?

Мигс: Так сразу не вспомню. Немного.

Голдинг: Медсестра Мигс, вас когда-либо увольняли по отрицательным мотивам?

Мигс: Я сюда не оскорбления выслушивать пришла!

Судья: Отвечайте на вопрос.

Мигс: На всех не угодишь. Что ни случись, винят сиделку.

Голдинг: Так да или нет, мисс Мигс? (Бросает взгляд на записку доктора Суэйла.) В июле 1969 года вас уволил главный врач по подозрению в нелегальном приобретении и передаче пациенту наркотического средства за полученную взятку…

Мигс (не дослушав): Это неправда! Меня оболгали. Я знаю, откуда ветер дует… (Указывает на доктора Суэйла.) Это он вам накапал! По злобе! Доказать же не смог. Ничего тогда не доказали!

Голдинг: Достаточно, мисс Мигс. Вам самой не кажется, что благоразумнее признаться здесь и сейчас?

Мигс: Он ничего не доказал! (Сникает.)

Голдинг: А по какой причине вы ушли из Фулчестер-Грейндж?

Мигс: Не буду отвечать! Все это клевета! Как пустят слушок про человека, так ему и конец!

Голдинг: Вас снова уволили?

Мигс: Не стану отвечать.

Голдинг: Опять доставали пациентам наркотики за взятку?

Мигс: Ничего не доказано! Это все ложь!

Голдинг: Больше вопросов не имею, ваша честь.

Судья: У представителя защиты есть вопросы? (О’Коннор отрицательно качает головой.) Благодарю вас, мисс Мигс. (Она покидает кафедру.) Еще свидетели от вас будут, господин представитель защиты?

О’Коннор: Нет, ваша честь.

Судья: Господа присяжные, позвольте напомнить вам нашу функцию – вашу и мою. Я здесь, чтобы направлять вас согласно закону и напоминать вам основные свойства доказательств. Вы здесь являетесь фактическими судьями; вы и только вы должны решить на основании выслушанных показаний, виновна или невиновна подсудимая в попытке убийства.

Всем очевидно, что печенка, которую съела собака, была отравлена. Обвинение утверждает, что тот, кто отравил печенку, понимал, что ее мог съесть и сам майор, а псу она перепала по чистой случайности. Отсюда главный вопрос: кто отравил печенку? Обвинение утверждает, что это сделала мисс Фрибоди. Они указывают, что у нее была возможность вынуть мясо из уличного сейфа, пересыпать отравой и положить обратно, заново обернув в газету. Обвинение считает, что у подсудимой был мотив – горячая неприязнь к майору, как явствует из написанных ею угрожающих писем. Однако защита возражает – и вы можете счесть ее позицию небезосновательной, – что, если майор скончался у всех на глазах от отравления цианистым калием, а у обвиняемой не было возможности передать ему яд, значит, кто-то еще тоже хотел убить майора и преуспел в этом. И если этот кто-то другой убил майора со второй попытки, как мы можем верить, что в первом покушении виновна подсудимая, а не неизвестный автор второго покушения? Помните, прежде чем вынести вердикт, вы должны быть уверены вне всяких обоснованных сомнений, что обвиняемая действительно покушалась на жизнь покойного майора Экклстоуна. А теперь прошу присяжных удалиться, избрать председателя, который озвучит ваше решение, и обсудить ваш вердикт.

Секретарь суда: Всем встать.

(Присяжные покидают зал суда. Через некоторое время присяжные возвращаются.)

Секретарь суда: Господа присяжные, пусть ваш председатель встанет. (Председатель жюри встает.) Отвечайте на мои вопросы только «да» или «нет». Удалось ли вам прийти к консенсусу и вынести вердикт?

Председатель жюри: Да.

Секретарь суда: Вы признаете обвиняемую Мэри Эммелину Фрибоди виновной или невиновной в покушении на убийство?

Председатель жюри: (отвечает «виновна» или «невиновна»).

Секретарь суда (в случае вердикта «виновна»): Этот вердикт вы приняли единогласно?

Судья (в случае вердикта «невиновна»): Мэри Эммелина Фрибоди, вы свободны.

Судебный репортер (в случае вердикта «виновна»): Мэри Фрибоди взята под стражу в зале суда. Ей назначена психиатрическая экспертиза.

Мой бедный мальчик

Мой бедный мальчик,

Стало быть, Вы хотите стать писателем. О, мой бедный мальчик. Хотелось бы мне знать, зачем Вы хотите стать писателем. В Вашем письме, как и, боюсь, во многих похожих письмах, которые мне присылали, говорится обо всем, кроме этого. В нем говорится, что в школе Вам часто ставили на полях пометку «очень хорошо!» за сочинения. В нем говорится, что Вы бы хотели узнать у меня, где найти издателя для Вашего романа, который Вы задумали написать, но так и не закончили даже первой главы. Вы также пишете, что одна лишь мысль о том, чтобы начать писать роман, приводит Вас в уныние, потому что Вы не уверены, увидит ли он когда-либо свет; это гнетущее чувство так часто Вас посещает, что все Ваше вдохновение иссякает и Вы никак не можете начать. За скобками Вы упоминаете о своей сестре, кажется довольно неприятной девушке, у которой есть привычка отбирать у Вас стихи и читать их вслух с трагикомическими интонациями и гротескными жестами под плохо скрываемые смешки членов Вашей семьи. Вы спрашиваете, думаю ли я, что это