Она исчезла последней - Джо Спейн

Дорога занимает чуть меньше получаса. Агата подъезжает к сараям рядом с загоном для оленей. Встает сама, затем помогает спуститься Алексу.

– О черт, – выплевывает он, встав на твердую землю. И смотрит на Агату с выражением человека, который поверить не может, что все еще жив. – Черт.

– А ведь я самый осторожный водитель в участке, – пожимает плечами Агата.

Алекс потирает поясницу.

– Больно? – сочувствует она.

– Перенапрягся, – отвечает он. – Кода мы ехали через лес, я думал, что упаду.

– Так быстрее всего. Если бы поехали на машине, озеро пришлось бы объезжать. Мы бы еще и полпути не проехали. Построили еще прямую дорогу, повыше, но по ней все равно не так быстро. Итак, ты впервые на настоящей оленьей ферме. Как впечатление?

Агата делает широкий жест рукой, обводя дом Миики, надворные постройки и загон для оленей.

Алекс переводит дух и только после этого замечает животных. Агата с удовольствием наблюдает за его лицом: в первый раз все реагируют одинаково. Для всех, кроме скандинавов, северные олени – практически мифические существа, особенно в естественной среде обитания. Для Агаты они просто домашняя скотинка, но ей до сих пор нравится наблюдать, как очаровываются другие.

Алекс подходит к одному из них и протягивает руку. Олень тянет носом воздух, думая, что ему протягивают лишайник. Ничего не найдя, он фыркает и бежит прочь, но Алекс успевает провести рукой по спине животного. Алекс снова поворачивается к Агате, и на мгновение она видит, каким он был в детстве. Глаза блестят, на бледном лице рдеют щеки: он только что впервые увидел живого северного оленя в Лапландии. Агата рада, что он хоть на секунду забыл о своей потере.

– У них такой густой мех, – удивляется он.

– Каждый отдельный волос внутри полый, – поясняет Агата. – Он и согревает, и охлаждает. А после забоя используется все, ничего не пропадает.

– Я думал, стадо будет больше. Если это ферма.

– На горе пасутся еще сотни. Но ни в коем случае нельзя спрашивать оленевода, сколько у него в стаде животных. Это считается крайне невежливым.

И тут взгляд Алекса переходит на дом Миики и темнеет.

Снег уже пошел. Агата замечает в воздухе небольшие завихрения и понимает, что они означают. Видит она и дым, вырывающийся из трубы.

Скорее всего, Миика должен быть дома, но по дороге ей в какой-то момент пришло в голову, что срываться в поездку – не самая удачная идея, особенно учитывая расстояние и надвигающийся сильный снегопад. Миики, как и никто в здешних местах, не запирает дом, так что будет где укрыться, но все же следовало поинтересоваться.

А может, мелькает мимолетная мысль, она просто не хотела предупреждать его о приезде.

– Готов? – спрашивает Агата.

Алекс кивает и отходит от загона. Он снова дрожит: скорее всего, из-за холода и отходняка после адреналина от поездки. Агата думает, что его состарит если не стресс от этой экскурсии, то экстремальная погода.

Они ступают на крыльцо Миики и стучат в дверь, сбивая снег с обуви. Дом такой, каким его помнит Агата: простой деревянный сруб с темной остроконечной крышей. Она с сестрой и половина класса подростками, набравшись смелости, приходили сюда с бутылками, особенно часто после того, как Миика избавился от собак, и те больше не заливались лаем при приближении подростков. Ведь куда интереснее посмотреть на человека, когда он не подозревает о твоем присутствии.

Это же был дом, где убили женщину.

Так говорили взрослые.

Бедняга, думает теперь Агата. Подростки могут быть жестокими. Особенно когда взрослым, которые должны держать их в узде, плевать на человека, которого те мучают.

Это половина того дома, каким он был когда-то. Половина в буквальном смысле. Отец Миики с братом разделили дом пополам, когда женились. И брат свою половину откатил по бревнам на другую сторону горы. Агата любит рассказывать туристам, что иногда раздел имущества происходит в самом буквальном смысле.

За дверью тишина, и Агата зовет хозяина. Потом размышляет, как еще его дозваться, пока не слышит движение у одного из сараев рядом с загоном для оленей.

Появляется Миика в фартуке, залитом кровью, с большим ножом в руке.

– Значит, ничего подозрительного, – бормочет себе под нос Алекс.

Агата поднимает брови.

– Он же разделывает мясо, – поясняет она.

Потом делает шаг с крыльца и окликает Миику по-фински.

– Есть небольшой разговор.

Миика смотрит на Алекса, а затем снова на Агату. Отвечает он ей по-английски.

– Это из-за той девушки, которую нашли? Я не имею к этому никакого отношения.

Агата физически ощущает негативную реакцию Алекса. Она-то знает Миику, его манеры и то, что у этого человека нет времени на светские беседы. Конечно, он просто вышел и сказал. Но для Алекса это должно звучать так, словно этот человек отбивается.

– Мы отнимем у вас всего несколько минут, – произносит Агата. – Не найдется ли у вас попить чего-нибудь горячего?

Миика вытирает испачканные оленьей кровью руки о фартук, от которого на холодном воздухе поднимается пар. Агата смотрит на Алекса.

Она читает его мысли.

Брат Вики готов повесить, выпотрошить и четвертовать Миику.

Алексу не хочется идти в дом этого человека, но еще сильнее не хочется отпускать туда Агату одну. Женщина продолжает смотреть на него так, словно удивлена его враждебной реакцией на Миику.

А как, интересно, ему следует, по ее мнению, реагировать на этого гиганта, которого и без того подозревают в убийстве собственной жены и двух других женщин и который, возможно, убил его сестру? Не помогает и то, что мужику, прежде чем ставить чайник, пришлось смывать кровь с ножа и с себя.

Они сидят за столом в небольшой кухне, она же гостиная, на стульях с жесткими спинками, изготовленных где-то в 1930‐х годах. Алекс почти уверен, что в этом доме с момента постройки почти ничего не изменилось. Здесь нет даже телевизора. Алекс вспоминает свою квартиру с теплыми полами и голосовым управлением в каждой комнате, плоский экран, убирающийся в стенной шкаф, динамики на потолке, автоматическую регулировку температуры в душе и холодильник, который сообщает ему, когда заканчивается молоко и минеральная вода.

На стене перед ним висит передовица очень старой газеты, вставленная в рамку. Алекс не понимает заголовка на финском, но по старой фотографии ясно, что там изображены старатели, моющие золото на реке.

Золотоискатели. Пионеры. Вот что напоминает ему эта хижина и вся местность. Люди, достаточно смелые, чтобы отыскать новые земли и выжить в трудных обстоятельствах.

Он бы умер, если бы пришлось здесь жить, и вовсе не потому, что в