Аккорды смерти в ля мажоре - Елена Бриолле

Они планировали новые концерты, Августа взяла Фабио к себе секретарём и доверяла получать за неё гонорары. Она помогала выбирать ему костюмы и баловала дорогими подарками. Она попросила выделить им постоянную горничную, Элизу. По девушке вздыхал поклонник, Августа часто замечала, как он таскал ей цветы и книги, и думала, что обвенчанная прислуга – верная прислуга.

Всё было сказочно, пока в отеле не появилась новая бонна.

Клеманс Ранье восхищалась пением Августы, но ещё больше её увлекал её пианист. Сначала Августу забавляло её чрезмерное внимание. Она передавала Августе цветы и записки, приносила им с Фабио завтраки вместо Элизы, ходила для них по магазинам, убирала вместе со своей подругой их комнаты. Всегда в хорошем настроении, всегда готовая услужить.

Однако через несколько дней Августа застала горничную, когда та обнимала концертный костюм Фабио, а ещё через несколько дней заметила, как Фабио обнимает горничную. Августа видела её платье и сразу узнала, что это была Клеманс.

Фабио тогда очень разволновался и просил прощения, умолял забыть о своей шалости, сказал, что молод и что горничная сыграла с ним злую шутку, а он, как дурак, повёлся. Августа злилась на него целую неделю, но потом простила. В конце концов, это такие мелочи: все ночи пианист всё равно проводил с ней. Он заставил её поверить, что у них любовь.

Однако сердце молодых стучит быстрее, и порой в нём находится место сразу для двоих.

В тот день Августа услышала, как администратор увольняет Клеманс за то, что та забеременела. После этого ей уже ничего не нужно было объяснять. Всё и так стало на свои места. Она пришла за полчаса до концерта в музыкальную гостиную и вылила всю воду из вазы с цветами на голову Фабио. Её крики слышал весь отель. Ей было стыдно и больно. Какой позор! Как он посмел предать её на глазах у всех с какой-то горничной? Её! Она сделала из него успешного концертиста. Она сделала из него мужчину! Августа никак не могла успокоиться.

Фабио снова умолял его простить. Говорил, что с этой горничной он оступился, что готов всё исправить ради любви к Августе, но певица была непреклонна. Она больше не могла с ним выступать. Она потребовала вызвать к ним горничную, и администратор отеля, надеясь всех успокоить, велел привести её к ним в номер. Клеманс привела её подруга, такая же русоволосая и красивая. Августа накинулась на обеих.

– Этот ребёнок – наш с господином Кригом, – нагло заявила вертихвостка. – И я не намерена от него отказываться.

– Клеманс, ну что ты такое говоришь! – начал Фабио.

– Как же здесь душно! – закричала Августа. – Мне нужен свежий воздух! Я отменяю все наши будущие концерты!

– Мадам фон Варенсфельд, но ведь билеты уже проданы. Вас так любит публика! Что вы такое говорите! – сказал администратор.

– Мсье Шёнберг, оставьте нас, я всё улажу! – попытался успокоить его Фабио.

– Как ты можешь быть таким невыносимым! Вон из моей комнаты! Вон из моей жизни! – прокричала Августа.

– Пойдёмте, мсье Криг, – сказала эта идиотка. – Я вам говорила, что вы для мадам – всего лишь игрушка.

– Замолчи! Замолчи!

Только Элиза молча смотрела на происходящее и не двигалась. Как же ненавидела Августа в этот момент весь отель!

Фабио попытался её обнять, но она его оттолкнула, а затем начала бросать в него своими вещами, туфлями, зеркалом… Больше всего ей хотелось, чтобы её оставили одну. Тогда Фабио достал губную гармошку и начал на ней играть. Он знал, что обычно её успокаивали эти звуки. Но сейчас они выводили её из себя. Особенно то, как Фабио при этом посмотрел на Клеманс.

Горничная вытаращила свои глупые глаза, плюнула на паркет и вышла. Вторая пошла вслед за ней, пытаясь взять её за руку.

– Это всё из-за тебя, Элиза! – крикнула ей Клеманс, отдёргивая руку. – Ты сломала мне жизнь!

42. Анархист

Париж, 7 июля 1912 года, воскресенье

В парижской префектуре полиции сегодня было жарко. Солнце нещадно забиралось в окна и проводило горячими лучами по столам архива политического сыска. Кувшин с водой опустел, Ленуар взял его и подошёл к двери. В этот момент дверь открылась. На пороге стоял Симон Курсель. Брови Ленуара поползли вверх, и он чуть не выронил из рук кувшин.

– Жив и здоров? – спросил он.

– Ленуар, я прошу меня простить за неподобающее поведение тогда, на вокзале. Я не ожидал, что мы попадём в ловушку.

– Что ты попадёшь в ловушку, Курсель, – развёл руками Ленуар. – Правило номер один: никогда не следует недооценивать противника. Правило номер два: никогда не предавай друга.

– Мы не друзья. Вернее, тогда мы ещё не были друзьями, а теперь я бы посчитал за честь…

– Откуда у тебя все эти манеры? Забыл, как мы кубарем летели с горы Верхнего Кёнигсбурга? У меня до сих пор ягодицы горят.

Курсель рассмеялся и кивнул.

– Спасибо тебе. Если бы не ты, то я б того, концы бы отдал. Ну ладно, сейчас я снова на ногах. Сегодня утренним поездом приехал. Пизон сказал, что тебе может понадобиться моя помощь…

– Да, помощь будет не лишней. Тебе что-нибудь говорит фамилия Криг? Он у вас не проходил по политическим делам?

– Криг? Кажется, я уже где-то слышал это имя. Разве он не бывший импресарио Изольды? О нём писали, когда она убила себя в Анже.

– Да, именно он. Двадцать лет назад он работал пианистом, а сейчас стал организовывать концерты. Обычно пианисты никогда не становятся дельцами, понимаешь? А он стал. Я хочу узнать, откуда он родом и как он очутился во Франции.

– А с чего ты решил, что он мог проходить по политическим делам? – спросил Курсель.

– Он действует как импресарио Норин. Она проводит салоны Новой волны, где регулярно дают концерты. Мне до сих пор непонятно, куда уходят деньги, собранные во время концертов и антрактов.

– Наверняка на благотворительность. Нашим дамочкам только дай повод красиво потратить деньги.

– В том-то и дело, что нет. Более того, Общество новой волны, наоборот, получает крупные пожертвования от Общества инвалидов войны.

– И что?

– А то, что… Погоди, но эти музыканты также проводят терапевтические сеансы. Может быть, Криг в обмен на щедрые пожертвования обещает вылечить души ветеранов войны?

Ленуар снова сел за стол, забыв, что собирался сходить за водой. Как же здесь душно!

– Нет, но даже если это так, то на проведение терапии всё равно не тратится столько денег. Я подозреваю, что господин Криг отправляет деньги за границу. Деньги там большие,