Портрет - Сюзан Обри

по воскресеньям она брала выходной, но на сей раз решила не пользоваться свободным днем, ибо ее тревожило здоровье мадам Жанны. Вот уже несколько дней бедняжке становилось все труднее дышать. Доктор Левассёр настаивал, чтобы служанка взяла выходной, убеждая ее, что прекрасно справится со всем сам. Она не хотела даже слышать: «Мое место возле мадам Жанны». И вот ей предстояло подниматься целых два этажа – перспектива не радовала, однако бедной хозяйке нужно было непременно подкрепиться, если она хотела снова набраться сил.

Пройдя второй пролет, прислуга постояла немного, переводя дыхание, и пошла к спальне в башенке.

Часы пробили шесть вечера. Навстречу прислуге по коридору шла гувернантка. Мари Ланжевен. Мертвенно-бледная, словно только что видела привидение, она быстро удалилась, прошуршав юбкой. Мадам Августа нахмурилась. Ей никогда не нравилась эта женщина, которую она считала скрытницей. Дойдя наконец до двери в спальню, она повернула рукоятку, но дверь оказалась запертой изнутри, что было необычно. Она тихонько постучала.

– Мадам Жанна?

Ответом было долгое молчание. Потом звук шагов. Служанка услышала, как скрипит ключ, поворачиваясь в замке, и дверь открылась. Доктор Левассёр смотрел на нее тяжелым взглядом.

– Боюсь, мне придется сообщить вам печальную новость, – сказал он спокойным голосом. – Моя жена скончалась. Я нашел ее мертвой в постели.

Мадам Августа уронила поднос. Фарфоровая тарелка перевернулась в воздухе и со звоном разбилась.

– Господи помилуй! Упокой Бог ее душу.

Она перекрестилась, потом сделала шаг в комнату, но доктор Левассёр преградил ей путь.

– Оставьте, мадам Августа.

– Но… Я хотела бы помолиться рядом с нею, а потом обрядить ее для похорон.

– Не беспокойтесь, я сам обо всем позабочусь. Сейчас напишу заключение о смерти, а завтра с первыми лучами солнца поеду в похоронное бюро. Уберите все, что разбили, и отнесите Тристану ужин.

– Бедный малыш…

– Не говорите ему, что его мать умерла. Он такой впечатлительный, я хочу сам сказать ему.

– Хорошо, мсье.

Она не смогла удержаться и заглянула в комнату. В темноте светился только желтоватый круг от лампы у изголовья. Мадам Жанна лежала на кровати с балдахином. Ее лицо было закрыто простыней.

– Скорее же! – приказал он.

Она присела и стала собирать разлетевшиеся по полу осколки.

* * *

Тристан сидел в столовой один, когда туда вошла мадам Августа с полной до краев тарелкой. Увидев его, она почувствовала, как сердце сжалось от жалости. Потерять матушку, да еще в такие годы, когда она так нужна…

– Мсье Тристан, я приготовила прекрасного жареного цыпленка, ваше любимое блюдо, – сказала она, ставя перед ним тарелку.

– Да я не очень-то голоден, мадам Августа.

– Ну-ка, нужно поесть. А то вон вы какой – кожа да кости.

Он послушался, чтобы сделать ей приятное. Служанка не спешила уходить. Как ей хотелось в этот миг крепко обнять его! Но ведь она всего лишь прислуга, а доктор Левассёр запрещал любые проявления чувств со стороны служащих. Она вернулась в кухню и положила поесть себе, хотя грустная новость лишила ее аппетита.

Мари Ланжевен сидела тут же и заканчивала свой ужин.

– Мадам Жанна умерла, – сказала ей служанка.

Гувернантка поперхнулась.

– Я не удивлена.

Она наклонилась к мадам Августе:

– Утром я видела, как доктор Левассёр давал своей жене что-то выпить.

Кухарка смерила ее взглядом:

– И что же? Он ведь врач. Ему надо было ее полечить!

– Вы ничего не заметили? Вот уже несколько недель как мадам Левассёр все хуже.

– На что вы намекаете?

– А вы знали, что у него любовница? Я как-то подслушала его телефонный разговор с какой-то Леонтиной. Он называл ее «моя дорогуша».

Разъяренная мадам Августа резко положила вилку на стол.

– Молчали бы уж с вашими небылицами! Вас может услышать мсье Тристан. Вот я расскажу о ваших сплетнях доктору.

– Это правда! – резко парировала гувернантка. – Слепой надо быть, чтоб ничего не видеть! Как вы думаете, зачем он перенес жену наверх, в спальню, полностью изолированную от всего остального дома? Почему отказался от осмотра ее другим врачом, кроме него самого?

Мадам Августа встала.

– Я иду поговорить с доктором Левассёром.

Мари Ланжевен тоже вскочила, очень встревоженная.

– Прошу вас, не говорите ему ничего. Он меня выгонит, и больше некому будет защитить мсье Тристана.

– Мы с мсье Ахиллом останемся здесь для этого.

Кухарка вышла и направилась прямо к кабинету доктора Левассёра. Она застала его заполняющим какой-то формуляр.

– В чем дело? Не видите, что ли, что я занят?

Служанка передала ему весь разговор с гувернанткой, все-таки не упомянув о предполагаемой любовнице – это приводило ее в слишком большое замешательство. Врач потемнел лицом.

– Спасибо, мадам Августа. Завтра я все улажу.

Он подписал свидетельство о смерти.

– Теперь мне придется объявить скверную новость Тристану, – вздохнул он с мрачной гримасой.

* * *

Тристан в пижаме читал «Без семьи» Гектора Мало. Его увлекала история Реми – сироты, проданного приемными родителями бродяге Виталису, с которым они путешествуют по самым разным местечкам. Как хотелось бы ему превратиться в этого мальчугана и пережить такие приключения! Избавиться от тирании отца. Больше не видеть, как страдает мать… Чтение так захватило его, что он не заметил, как вошел отец. Когда доктор Левассёр сообщил ему о смерти его матери, добавив при этом: «Она не страдала», Тристан услышал, но сперва даже не понял. Отцу пришлось повторить новость несколько раз.

– Ты должен быть сильным. Твоей матери лучше там, где она теперь.

Вдруг юноша закрыл книжку и положил на столик у изголовья.

– Я хочу ее видеть.

– Это не очень хорошая мысль. Может вызвать у тебя ненужное потрясение.

– Это моя мать! Мне необходимо увидеть ее.

– Ты должен проявить рассудительность. Я забочусь только о тебе!

Тристан резко спрыгнул с кровати и побежал к двери. Доктор Левассёр, успев схватить его, крепко сжал ему плечо.

– Это ради твоего же блага!

Юноша внезапно застыл, глаза закатились, и он рухнул на пол. Врач опустился на колени рядом с ним, расстегнул воротник пижамы и пощупал пульс. Сомнений не оставалось: это обморок. Спустя несколько секунд Тристан застонал и пришел в себя. Он похлопал ресницами, потом осмотрелся с потерянным видом.

– Ты потерял сознание. Сейчас все хорошо.

Он поднял сына на руки и бережно положил на кровать. Он поймал себя на порыве нежности к этому худосочному и ранимому существу.

LVIII

Мадам Августа, натянув ночной чепец поглубже, в который раз перевернулась с боку на бок: заснуть все никак не удавалось. Обрывки ее спора с гувернанткой то и дело роились в ее мозгу, точно паразиты. «Я видела, как доктор Левассёр