Принц в Бомбее - Суджата Масси

Но хотя Первин и успокоила Лилиан, та лишь пощелкивала клювом с довольным видом, а в клетку возвращаться отказалась. Вместо этого взмахнула крыльями и невозмутимо последовала за Первин в спальню.

Из ванной вышла Гита – она наливала ванну для Первин.

– Ваша мама говорит, никаких птиц в доме.

– Лилиан, видимо, хочет убедиться, что я сегодня больше никуда не денусь.

– Прямо как дитенок – хвостом за мамой, – заметила Гита. – И как дитенок, сейчас сделает пи-пи на ковер. Кыш, кыш!

С точки зрения Гиты, Лилиан была здоровенной пернатой дурищей с острым клювом. А вот в сердце Первин Лилиан занимала особое место, как и Диана в сердце Элис. Этим любимицам было суждено так или иначе заменить им детей. И разве это так уж плохо?

К утру нервы Первин слегка успокоились. Лилиан пробудила ее воодушевляющей песней:

– Боже, храни кар-кар-каролеву.

Еще не было и семи утра, а Лилиан уже начала выпевать эту свою коронную фразу, которой дедуля Мистри научил ее еще в 1880-е годы, когда Виктория была королевой и императрицей Индии.

Первин сощурилась – сквозь длинные белые муслиновые занавески лился яркий свет. Зная, что снова заснуть не удастся, она отбросила накомарник и босиком отправилась на балкон. Открыла клетку, выпустила Лилиан – та в качестве приветствия вспорхнула ей на плечо, а потом спустилась по ее руке на балконные перила.

Первин смотрела, как Лилиан совершает короткий облет сада. Ее встретили возмущенные вопли диких попугаев и коэлей, которые постоянно жили в саду и не терпели подобных вторжений.

Но Лилиан, в силу ее почтенного возраста, испугать было нелегко – она уселась на дерево и принялась браниться в ответ. Такие скандалы разражались ежедневно, но никогда не доходили до потасовок.

Над Первин безмятежно раскинулось чистое утреннее небо. Еще не шумели машины, не гудели клаксоны. Почти все обитатели колонии по субботам работали или учились, воскресенье же считалось днем отдыха. Сегодня принц Уэльский должен посетить службу в соборе Святого Фомы. Первин подумала: интересно, а пригласят ли достопочтенного Салливана, священника из колледжа Вудберн, на это богослужение? Колину наверняка придется присутствовать. Она считала само собой разумеющимся, что Колин принадлежит к англиканской церкви, хотя о делах духовных они никогда и не говорили. А ведь интересный мог бы получиться разговор.

Гита, негромко постучав в дверь, доставила ей то, что у них называлось «чаем для пробуждения»: дымящуюся чашечку дарджилинга с безупречной пропорцией сахара и молока, а с ней круглое печенье на блюдце. Первин «чай для пробуждения» всегда подавали в любимой ее чашке из минтонского фарфора, а к ней прилагалась жестяная мисочка с нарезанными фруктами для Лилиан. Узор на чашечке назывался «Индийское дерево» – он был выполнен по индийским мотивам в Стаффордшире, потом завезен обратно в Бомбей. Первин вышла на балкон, держа в одной руке чашку, а в другой – мисочку для Лилиан, и ей вдруг пришло в голову, что, возможно, Френи и не стала бы пить чай в Мистри-Хаусе, потому что опасалась, что ей его подадут в чашке из английского костяного фарфора.

Лилиан мгновенно прилетела назад и принялась уничтожать завтрак, Первин же сосредоточила свое внимание на Гите. Та была ее всего на год моложе, так что отношения между ними были нецеремонными и дружескими.

– Я ценю, как замечательно ты заботишься о нашем доме, – сказала Первин, откусывая кусочек изумительного печенья-нанхатаи[42]. – Но тебе, наверное, было очень страшно.

– Да нет. – Гита передернула плечами. – Столько вокруг полицейских – пусть у них голова болит, не у меня. Один сержант даже раздавал латхи слугам и домовладельцам.

– Судя по твоим словам, у полицейских к нашей колонии особое отношение.

– А так и должно быть. Здесь же нет стены и ворот, которые можно запереть. Мы нуждались в их помощи.

– Доброе утро! Как здорово, что ты уже проснулась! – сказала Камелия, выходя на балкон в легком хлопковом ночном сари.

Первин удивилась тому, что мама ее встала так рано:

– И тебе тоже доброе утро.

– Вынуждена с прискорбием доложить, что внизу уже дожидается посетитель.

– Кто? – Первин провела рукой по растрепавшимся за ночь волосам. – Еще и половины восьмого нет!

– По словам Джона, джентльмен-англичанин, который желает видеть тебя и твоего отца. Папа одевается, и должна сказать, ему все это совсем не по душе. Англичане, конечно, любители работать по утрам, но в воскресенье? – Камелия прижала ладонь ко лбу.

– Мистри-сагиб не может выйти из комнаты, не выпив утреннего чая. Я ему его сейчас принесу. Заодно спущусь вниз, посмотрю, что это за человек. – И Гита удалилась с видом бойца, уходящего на разведку.

– А этот посетитель не сказал, он из полиции?

– Может, однако он не в форме. По словам Джона – хорошо одет, среднего возраста, а фамилию я толком не запомнила, но что-то вроде… как там? Сандерсон?

Первин поперхнулась и закашлялась – чай попал не в то горло. Камелия кинулась к дочери, принялась хлопать ее по спине. Убедившись в том, что Первин снова дышит, она продолжила расспросы:

– А ты, похоже, знакома с мистером Сандерсоном?

– Не Сандерсоном – скорее всего, его зовут Сандрингем. Мистер Сандрингем – политический агент, сотрудник Колхапурского агентства, подразделения Индийской гражданской службы, оно занимается делами независимых княжеств в западной Индии…

– Про Колхапурское агентство я знаю, – оборвала ее Камелия. – Что этому человеку нужно от нас?

– Мы с ним недавно случайно встретились, – пояснила Первин. – Он поедет в турне с принцем Уэльским, потому что они вместе учились в Оксфорде. Я случайно увидела мистера Сандрингема в холле «Таджа», а до того он содействовал моей миссии в Сатапуре.

– Ну надо же. Может, мистер Сандрингем принес вам с папой особое приглашение от лица принца. – Камелия явно воодушевилась. – Кто бы мог подумать? Мне кажется, что человеку столь… влиятельному Джон должен подать что-то посущественнее нанхатаи.

Первин с облегчением отметила, что маму ее не слишком волнуют личные взаимоотношения. Она торопливо подошла к альмире, окинула взглядом стопки чистых сари, аккуратно сложенных Гитой. Чтобы одеться, уйдет не меньше четверти часа, даже если мама с Гитой ей помогут. Первин мучительно было думать, что Колин пришел к ним домой после того, как она так отчетливо очертила границы, необходимые для сохранения ее репутации. Он что, умом тронулся и решил, что это единственный способ попрощаться?

20

Уши принца

Первин хватило четверти часа, чтобы облиться в ванне водой и одеться с помощью Гиты. Она решила надеть вишнево-красное