Зеркала-озера - soverry

был у Леты, у школьных ворот — вся мокрая и непонятно зачем ввязавшаяся в поиски — была тоже Лета. Алёна оглядывается в тщетных попытках разглядеть темную макушку, но вокруг так много народу, что будь Лета где-то совсем неподалеку, вряд ли бы удалось выцепить ее взглядом из толпы.

Димка цепляет ее под руку и предусмотрительно молчит, но Алёна все равно щекой и виском чувствует ее взгляд на себе. Она словно говорит: «Бедняжка, только нашла себе подходящую девушку, а та оказалась психопаткой!»

Или это внутренний голос, а не Димка? Впрочем, не так важно.

Кажется, Алёна и вправду умудрилась запасть на ненормальную, похищающую ведьм. Чисто технически, правда, пока одну ведьму, но было же предупреждение, да?

— И как они хотят, чтобы мы после такого спокойно учились? — вздыхает одна из первогодок перед ними.

Ботинок начинает медленно опускаться вниз по потокам воздуха, Алёна переводит взгляд на преподавательниц и отмечает, что аж трое держат его навесу, но окончательно он поддается, когда к ним присоединяется директриса.

Они с Димкой продвигаются все ближе и ближе ко входу, и, оказавшись почти у самых дверей, Алёна вдруг отходит в сторону, чтобы не мешаться под ногами у других, и направляется прямо к Волкодав.

— Ты куда? — окликает ее Димка, и, не дождавшись ответа, тоже ныряет между ученицами вслед за подругой.

— Мария Андреевна!

Психологиня переводит на нее взгляд, и как-то разочарованно произносит:

— Чего тебе, Выстрякова?

Это не разочарование, понимает Алёна. Это усталость. Под глазами у Волкодав темнеют круги — интересно, сколько она спала сегодня?

— Заходите! — произносит она громче, обращаясь к стекающимся ко входу ученикам. — Скоро начнутся занятия, заходите-заходите!

Они снова встречаются взглядом, и психологиня раздраженно замечает:

— Только давай быстро, сейчас не лучшее время.

— А, — как-то неуверенно отвечает Алёна, поправив лямку школьной сумки на плече, — ничего особенного. Я потом к вам зайду.

Волкодав кивает, но выражение ее лица остается безразлично-уставшим. Алёна и Димка ныряют в помещение и сворачивают налево — к ближайшей лестнице, чтобы подняться на четвертый этаж.

— Что это было? — ошарашено спрашивает Димка.

— Ты о чем?

— О том, как ты вдруг ни с того, ни с сего ринулась к Волкодав. Или мне померещилось?

— Не померещилось, — нехотя признается Алёна, расстегивая куртку. — Черт, надо было оставить вещи в раздевалке.

Димка отмахивается от нее, мол, неважно. Алёна снимает сумку с плеча и неловко пытается вылезти из куртки, но подруга без слов забирает у нее сумку, и справиться с задачей получается быстрее.

— Я хотела спросить про ботинок, но поняла, что время неподходящее.

— Может, стоит сходить к Карине Павловне, — предлагает Димка и отдает сумку обратно, как только Алёна удобнее перехватывает куртку, повесив на предплечье. — Расскажем, что видели. Мы же никого не обвиняем, правильно?

— Разве?

Ответом служит шумный выдох.

— Слушай, мне тоже не по себе от мысли, что Лета может быть замешана. Но пока мы с тобой мнемся, может еще кто-то пострадать.

И в этом есть не просто зерно здравого смысла, а целый мешок. Алёна кивает и заговаривает лишь тогда, когда они оказываются на четвертом этаже:

— Ты права. Нужно сказать. Но мы вроде как поговорили и…

Она натыкается взглядом на Лету, стоящую к ней полубоком и о чем-то активно разговаривающую с тем парнем — Игорем вроде. Алёна замирает на месте и круто разворачивается, направляясь в противоположную сторону по коридору.

— Но нам туда! — протестует Димка, нагоняя ее.

— Знаю, там Лета, — поясняет Алёна, заворачивая за угол. Она выглядывает из-за колонны несколько воровато и, убедившись, что Лета их не заметила, обращается к Димке: — Я запуталась. Только начала снова ей доверять, а тут такое.

— М-да уж… — Димка ловко ныряет за колонну вслед за подругой. — Я, когда все это увидела… у меня мурашки по спине пошли. Как-то это пугающе.

Хотела бы и Алёна сказать то же самое.

Но правда заключается в том, что она не боится, что может стать следующей исчезнувшей ведьмой. Намного больше ее пугает тот факт, что за всем этим и правда может стоять Лета. А это тогда означает одно: она снова доверилась не тому человеку, и жизнь ничему ее не учит.

— Давай сходим вместе после занятий, — предлагает Алёна. — Как раз будет время собраться, и…

— Девушки, — мужской голос привлекает их внимание, и они замечают Игната Максимовича в твидовом костюме и с толстой папкой в руках, — вы же не прячетесь тут от меня?

Его добродушный тон вызывает у Димки непроизвольную улыбку, и она отвечает быстрее, чем Алёна успевает сообразить:

— Как вы могли о нас такое подумать! Мы тут посекретничаем, и сразу же к вам!

— Ну-ну, смотрите у меня, — в шутку журит он и продолжает идти дальше по коридору.

— Может, у Игната Максимыча спросим? — тихо предлагает Алёна, как только он удаляется достаточно далеко. — Узнаем побольше про этот ботинок и…

— И ты думаешь, что он прям так все и расскажет? — усмехается Димка, вспомнив, что так и не сняла куртку. — Ну-ка подержи.

Она впихивает Алёне свой рюкзак, на котором висят плюшевые брелоки разных размеров, и принимается стягивать с себя верхнюю одежду, которая теперь будет мешаться им полдня, а все потому, что они слишком увлеклись разговором и забыли задержаться на первом этаже у раздевалки.

— Во-первых, я сомневаюсь, что ему что-то рассказали. Чем он помочь-то может?

— Дим, — сурово осаживает ее Алёна.

— А во-вторых, даже если он что-то и знает, то вряд ли он настолько простофиля, чтобы болтать. Мы недоучки, помнишь? На полном серьезе никто не станет посвящать недоучек в настолько серьезные вещи. Спорим, даже выпускников не привлекут? Исключительно квалифицированных ведьм.

Димка забирает у подруги рюкзак, вешает на одно плечо и уточняет:

— Так мы идем или нет?

— Посмотри, Лета все еще там.

Димка выглядывает из-за колонны и насмешливо заявляет:

— Ушла твоя зазноба, пошли.

И вроде сказано это в шутку, Алёна знает, что никак задеть или оскорбить ее Димка точно не пытается, но фраза заседает в мозгу и тащит за собой какое-то неприятное чувство. Вся группа оказывается в сборе к моменту, как они заходят в кабинет, и им ничего не остается, кроме как сесть