Зеркала-озера - soverry

— Но в трансах все же вам нет равных, — подкалывает его Алёна.

И впервые за всю сегодняшнюю встречу он улыбается. Сначала слегка, а потом все шире и шире.

— Это правда, — совершенно нескромно соглашается он. — Но на изучение трансов у меня ушли годы, как и на всевозможные способы погружения в чужое сознание. А исчезновение твоей мамы…

Он делает паузу, улыбка на его лице гаснет, и его голос звучит твердо и без тени иронии, когда он говорит:

— Здесь все не так просто, Алёна.

Он говорит:

— Мне хочется верить, что она жива, и я верю в это.

Он подчеркивает:

— Но, пойми меня правильно, я не даю тебе никакой надежды.

Алёна тупо кивает, понурив голову.

Правильно. Зачем уверять ее в том, что может оказаться ложью. Он ведет себя правильно, напоминает она себе. Он поступает так, как и следует поступать старому другу семьи. Он же ведь друг ее семьи? В некотором роде, пожалуй, да. Потому что он так часто упоминает ее родителей, что ей просто не верится, что он возится с ней сугубо ради научного интереса.

— Иногда достаточно того, что ты не один на что-то надеешься. Это помогает не поверить в то, что сходишь с ума.

Он ничего не говорит в ответ на это, но почему-то Алёна уверена, что они друг друга понимают. Она отходит к рюкзаку, поднимает куртку, грудой сваленную сверху, и замечает, что почти не ощущает холода. Наверное, с каждым днем становится все теплее, думает она. Или же она так сильно вымоталась, что весенняя холодная погода перестает иметь какое-либо значение.

— До встречи через неделю, — глухо произносит Владыка.

Пока она влезает в куртку, застегивает ее и надевает рюкзак, он куда-то исчезает. Алёна оборачивается вокруг себя, но нигде нет и следа Владыки.

— До встречи, — все равно зачем-то произносит она себе под нос и медленно бредет по дорожке между озерами-близнецами, наблюдая за садящимся солнцем.

До заката еще есть время, поэтому она не торопится, но каждый раз, как взгляд падает на поразительно спокойную легкую гладь, ей в голову приходит мысль, что ночью здесь должно быть пугающе.

Не так пугающе, как в детских страшилках, а по-настоящему страшно. Даже жутко.

Как, например, когда они с Димкой удирали от болотника. Как он тогда сказал? Эти озера могут свести с ума? Легкий холодный ветерок дует ей в лицо, Алёна смотрит на поверхность одного из озер, и не видит никакой ряби.

Надо будет порыться в библиотеке, думает она. Узнать как можно больше об этом месте. Если все так ужасно, как говорит болотник (а она лесным духам верит), то должны быть какие-то документы, должны быть записи и исторические справки о сошедших с ума ведьмах.

Что, если озёра заманили сюда Агату?

Нет, бред какой-то. Озёра все же неодушевленные, чтобы оставить записку и прибить ее к стенам школы. Но вдруг возникшее неприятное ощущение, будто кто-то следит за ней, прилипает к Алёниной спине и заставляет ее оглядываться и идти чуть быстрее.

Это не трусость, напоминает она себе, это вполне объяснимая опасливость. И желание как можно быстрее нырнуть в лес и найти знакомые тропки.

Едва она сворачивает от озер в лесную чащу, как навстречу ей идет, покачиваясь, хромой старец. От неожиданности Алёна дергается, но, узнав его, облегченно выдыхает.

— Внученька, я тут сумку потерял, да сослепу не вижу ниче-ё. Помоги найти, а, — скрипучим голосом обращается к ней старец.

— Не нужна я тебе, боли-башка, иди дальше.

Он замирает на месте от удивления, но Алёна идет прямо ему навстречу, совершенно не боясь и не пытаясь спрятаться от него за деревом.

— А-а, — тянет старец. — Ведьма!

Он произносит это так, будто узнал конкретно ее. Но Алёна не помнит, чтобы заводила дружбу с одним из них, поэтому на ее лице появляется извиняющаяся улыбка, когда она проходит мимо.

— Извини, сегодня не повеселишься, — отвечает она без тени насмешки. — В следующий раз повезет больше.

— Ну ступай-ступай, коли такая умная.

Смех боли-башки напоминает скрип сухих деревьев. Она идет дальше, не оборачивается и не проверяет, не летит ли на нее какое-нибудь подкосившееся дерево. Все же есть определенные преимущества того, что их школа расположена именно здесь, а не в другом месте.

Оставшаяся дорога до дома проходит поразительно быстро и спокойно. На улицах Рязани ощущение, что за ней кто-то наблюдает, исчезает, и Алёна чувствует себя намного спокойнее.

Она заворачивает за угол, направляясь, к подъезду и замечает, что на лавочке ее ждет Лета. Сидит в телефоне, покачивает ногой и совершенно точно ждет именно ее.

Черт!

Алёна проверяет телефон, вытащив его из кармана, и замечает порядка семи пропущенных сообщений и три звонка. И это если не прибавлять к ним те, что накопились за неделю, в течение которой она максимально изобретательно и находчиво избегала Лету всеми мыслимыми и немыслимыми способами. (Говори они с Волкодав не только о родителях и травме отвержения, Алене бы стоило обсудить с психологиней еще и это.)

На секунду ей приходит в голову совершенно дурацкая идея: сбежать.

Развернуться и уйти, рассчитывая на то, что рано или поздно Лете надоест сидеть у подъезда, она решит, что просто не заметила, как Алёна прошла домой. Можно где-нибудь поужинать, а домой и ближе к ночи прийти.

Но это будет выглядеть совсем как-то погано, поэтому Алёна делает глубокий вдох и решительно направляется в сторону подъезда. Не убьет же ее Лета в самом деле. Хотя… если это она связана с пропажей девочки-первокурсницы, то кто знает, что с той случилось.

Нет, нет, нет. Это бред, навязчивые мысли.

— Привет, — произносит она первой, привлекая внимание Леты.

— Привет!

Лета приободряется, поднимается на ноги, но тушуется и засовывает руки в задние карманы джинсов, предварительно пихнув телефон в карман куртки.

— Мне показалось, что ты меня избегаешь и я… — она сбивается, голос подрагивает. — Я даже не подумала, что буду выглядеть как ненормальная, если приду к твоему дому. Если хочешь, я уйду.

— Нет, нет, — останавливает ее Алёна. — Все в порядке. Я действительно вела себя как дура.

— Адрес мне дала Дима. Наверное, стоило спросить тебя, но ты не отвечала и… Я и правда звучу как ненормальная, да?

Губы