Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

искала телефон-автомат, чтобы позвонить вам. На скамейке чуть в стороне от дома Виды – мисс Токо – сидел парень. Просто сидел и смотрел на улицу. Не знаю, важно ли это, но было тут что-то странное. На улице темно, начинался дождь, а он просто сидел на скамейке.

– Можете его описать? – спросил полицейский.

Едва ли, подумала Элли. Как описать человека, которого ты видела мимоходом?

– На нем была студенческая форма – знаете, такая черная, с латунными пуговицами. Худой, кажется, совсем парнишка – лет девятнадцать, может, двадцать. И у него была большая сумка. В таких носят теннисные ракетки или что-то вроде этого. Кажется, синяя.

Толстый полицейский что-то записал, но его начальнику, судя по всему, эта тема была не интересна. Он просто кивнул и сказал:

– Спасибо, миссис Раскин.

Потом поднялся, открыл дверь комнаты для допросов и жестом предложил Элли выйти.

– Хочу поговорить с вашим мужем наедине, если не возражаете. Можете подождать его в приемной. Вам принесут чашку чая.

Фергюс умоляюще посмотрел на Элли, когда она выходила из комнаты. Наверное, так, подумала Элли, чувствуют себя родители, первый раз оставляя в школе свое чадо. Ее сердце болело за мужа, но что она могла сделать?

* * *

В мрачноватой приемной, где висели плакаты с не очень привлекательными снимками разыскиваемых и пропавших людей, Элли попросила разрешения воспользоваться телефоном. Британская миссия в это время, конечно, закрыта, но у нее был номер домашнего телефона сотрудника миссии Фреда Куинси. Элли дозвонилась, но, говоря с Куинси, слышала на фоне какие-то голоса – похоже, она застала его в разгар какой-то вечеринки.

– Боже! Какая ужасная новость! – сказал Фред, когда она в двух словах объяснила, что произошло. – Слушай, Элли, никто не заподозрит вас с Фергюсом в том, что вы в этом замешаны. Уверен, полиция просто действует по протоколу и вас сейчас отпустят. Так что не волнуйся. На всякий случай я все расскажу нашему юристу, а ты сразу позвони мне, если будут проблемы с полицией.

На другом конце линии раздался смех и звон посуды.

– Извини, Элли. Мне надо идти. Жаль, что ты попала в такую переделку. Я просто потрясен! Все с тобой будет в порядке, договорились?

– Да. Наверное. Спасибо, Фред.

Связь прервалась, и она снова стала разглядывать плакаты с объявлениями о розыске, с которых на нее с каменной враждебностью смотрела шеренга глаз.

Фергюс вышел из комнаты для допросов примерно через полчаса – осунувшийся, бледный, изможденный. Элли очень хотелось узнать, затронула ли полиция его отношения с Видой, но спрашивать его об этом сейчас она не решилась. А сам Фергюс ничего ей не сказал. Просто взял за руку, чтобы выйти на улицу, в душный вечер.

Едва они открыли дверь полицейского участка, раздалась вспышка, что-то треснуло. Молния, решила Элли. Но тут же увидела: недалеко от входа стоит фотограф, а к его камере прикреплен серебристый металлический диск. Она повернулась в его сторону, и ее ослепила еще одна вспышка.

Японские газеты уже были в курсе дела. Видимо, им сообщила полиция. И теперь их с Фергюсом лица украсят первые полосы завтрашних газет?

В такси, где они молча сидели бок о бок по дороге домой, она вдруг вспомнила о предупреждении Ватанабе. «Даже намек на что-нибудь неподобающее – и ваши шансы могут свестись к нулю».

Элли не отрываясь смотрела на размытый блеск ночного Токио, и по щекам текли слезы. Фергюс, видимо, решил, что она плачет по Виде, и взял ее за руку. Она знала, что должна оплакивать убитую поэтессу, страдать из-за этой ужасной смерти. Но вместо этого мозг Элли сверлила мысль: «Майя. Боже, Майя. Что мы наделали? Ведь уже почти все готово – и мы снова тебя потеряем?»

Глава 18

Потом Дзюн думал, что его мозг, наверное, на время отключился. Он совсем замерз и оцепенел, не мог двигаться и даже думать. Он не мог вспомнить, как и когда он оказался на скамейке у дороги, просто сидел там, рядом с драгоценной сумкой, смотрел на улицу и ждал, что будет дальше.

Он видел, как к дому подъехал рыжеволосый мужчина, мистер Раскин, а через пару минут выскочил оттуда, в панике размахивая руками. Дзюн решил, что мужчина хочет вызвать полицию, но вместо них у дверей вскоре появилась Крольчиха.

К тому времени к Дзюну вернулась способность мыслить. Как он не догадался? Ведь Гото спросил его: «Сам подумай, что с ней будет?» Он должен был догадаться, он же видел, что стало с советским корейцем. Значит, знал, чем все закончится. Разгромленная квартира. Тело на полу. Опухшее лицо и выпученные глаза. К ней их привел он. История Гото о том, что наблюдать за Лисой теперь будет другая организация, – скорее всего, его просто решили убрать с дороги, чтобы не мешал им ее убивать.

«Я задушу тебя голыми руками…» – так однажды сказал ему Гото. Только тут были не голые руки, а тонкий черный шелковый шнур.

А что, если все его выдуманные отчеты – это и есть причина ее смерти? Гото всерьез воспринял его рассказ о встрече Лисы с таинственным незнакомцем в парке Уэно. Может, именно тогда Гото или кто-то другой решил, что Лиса стала слишком опасна и с ней надо «разобраться»?

Когда Крольчиха выскочила из дома и побежала в сторону главной улицы, Дзюн едва ее не окликнул, хотел попросить о помощи. Но набраться храбрости не успел – она мельком глянула в его сторону и исчезла. И он пошел куда глаза глядят, зная только, что в клуб «Зеро» не вернется. Другие члены отряда скоро заметят, что его нет, начнут искать – пусть ищут. Туда он больше не вернется.

Смотри он правде в глаза, он мог бы такой исход предвидеть – кроме одного… Того, что ей удалось скрыть от своих убийц, спрятанного за отвалившимся куском обшивки в стене. Дзюн всегда полагал, что у Лисы в квартире есть тайники, чтобы скрывать свои секреты. Но он и предположить не мог, что́ именно там найдет. Сколько часов он провел, следя за ней, но так и не заметил ее единственного, главного секрета. Надо же быть таким дураком!

Он вспомнил, как старый дядя Зима на Карафуто показывал ему паука-ткача через свою лупу с трещиной. «Несчастный, – сказал дядя Зима, – вот несчастный. Столько глаз, а на самом деле? Он почти слепой. Видит только смутные очертания. Вот и плетет себе всю жизнь огромную паутину – вдруг добыча в ней запутается?»

Дзюн спускался с холма к парку