Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

Элли уставилась на него в немом изумлении, и он добавил:

– Мы думали, вы знаете что-то, что может нам помочь. Нам нужно выяснить, где сейчас ребенок. Знаете кого-нибудь, кому можно доверить уход за младенцем?

– Нет-нет. Я понятия не имела…

Полицейский достал карточку с адресом и номером телефона полицейского участка, нацарапал внизу свое имя – старший констебль Мита – и протянул ей.

– Если что-то вспомните, пожалуйста, позвоните по этому номеру, – сказал он, поднимаясь.

Уже около двери он обернулся и добавил, словно спохватившись:

– Нам, конечно, надо выяснить, кто отец ребенка.

Глава 20

Молодая женщина сидела на деревянном стуле в неопрятной кухне гостевого дома «Сайсю» и кормила грудью младенца. На плечо она накинула полотенце, его складки частично скрывали ее полуобнаженную грудь и пушистую головку ребенка.

Хаос на кухне, как быстро понял Дзюн, царил только с виду. На самом деле все было таинственным образом упорядочено. Полки заставлены банками, бутылочками с маслом, соевым соусом, пастой чили и другой неизвестной ему всячиной, на деревянном столе были разбросаны луковая кожура и частично нарезанный лук-шалот. На плите, казалось, постоянно кипели два массивных почерневших котла, а во всех уголках под столами и стульями лежали мешки с рисом и мукой. Но когда приходило время готовить завтрак или ужин для непонятно скольких людей, набившихся в комнаты гостевого дома, хозяйка, миссис Коно, и ее немногословная помощница всегда точно знали, где найти все необходимое, и за считаные минуты готовили удивительно вкусные блюда: куриную похлебку с маринованными огурцами или оладьи с зеленым луком.

Молодая женщина, кормившая грудью младенца, представилась Дзюну как Харуко, хотя он заметил, что госпожа Коно называла ее Чхонджа. Саму хозяйку дома все звали просто «бабушка Ко». Харуко, видимо, была внучкой сестры бабушки K°. Муж Харуко, как понял Дзюн, год назад вернулся в Корею, и с тех пор о нем ничего не было слышно, а сама Харуко недавно потеряла ребенка из-за скарлатины, поэтому у нее было грудное молоко. На щеке – большое родимое пятно, поначалу она показалась Дзюну застенчивой и даже угрюмой, но потом он с удивлением заметил, как нежно она пестовала малыша, гладила его по головке и мягко уговаривала взять грудь.

– Как зовут твоего малыша? – спросила бабушка Ко, когда впервые обнаружила младенца, лежавшего в синей сумке, и Дзюн наугад вспомнил имя своего одноклассника.

– Кунио, – сказал он. – Его зовут Кунио.

Так ребенок стал Кунио.

Когда бабушка Ко увидела ребенка, ее поведение резко изменилось. Суровую враждебность сменила материнская теплота. Она достала ребенка из сумки, вынесла его на задний двор, на скамейку у бака с водой, сняла с него грязную сорочку и подгузник. Потом попросила Дзюна вместе с ней порыться в шкафу в поисках чистого полотенца, которое сойдет за подгузник, а свою помощницу отправила за Харуко. Все это время она не переставала говорить, в основном обращаясь к малышу, но иногда и к Дзюну.

– Бедное дитятко, ты же умираешь с голоду! Что это за мать, ушла и оставила такую кроху? Когда он родился? Две-три недели назад, не больше. Как мать могла его вот так взять и бросить? Вы поругались или еще что? Ладно, теперь тебе уже лучше, верно? Вот так, малыш. Найдем кого-нибудь, кто принесет тебе что-то вкусненькое. Погоди, увидишь. Сейчас она придет.

Дзюн был совершенно ошарашен. Что он знал о младенцах? Смутно помнились времена, когда родилась его сестра Киё. Яркое пятно в памяти – его ревность по отношению к таинственной, извивающейся розовой сопернице, всецело поглотившей внимание его матери. Он боялся, вдруг бабушка Ко начнет задавать уточняющие вопросы насчет его якобы жены и рождения ребенка, но она, хоть и много спрашивала, времени ответить ему почти не давала. Она забыла, что грозилась выставить его в восемь утра. Похоже, он может здесь оставаться сколько угодно.

– Совсем крошка, – сказала кормилица Харуко, поднимая глаза от младенца, и застенчиво улыбнулась Дзюну, – такие чудесные серые глаза. Твоя жена иностранка?

– Наполовину русская, – ответил Дзюн.

– Должно быть, красавица.

Дзюн подумал о Лисе, когда видел ее живой в последний раз: она стоит далеко от края аэродрома и обнимает своего американского возлюбленного.

– Да, она была очень красивая.

Он тут же понял, что сказал о ней в прошедшем времени, но Харуко, кажется, этого не заметила.

Хотелось запомнить Лису улыбающейся, сияющей, полной жизни, как в ресторане «Сирокии», когда она наклонилась через столик, или в кафе при встрече с Крольчихой, а не мертвой, распростертой на полу спальни с распахнутыми налитыми кровью глазами. Он услышал отчаянный вопль и увидел тело Лисы почти одновременно, и какой-то ужасный миг его мозг был не в силах отделить одно от другого, хотя было ясно: взрослый так пронзительно кричать не может, тем более что Лиса явно была мертва. Он не сразу понял, что нарастающие вопли доносятся откуда-то из-за панельной обшивки комнаты.

Звуки быстро привели его к тайнику, он прижал руку к обшитой панелями стене и понял: одна секция вырезана и вынимается. В корзине для белья, в узкой нише лежал младенец – личико багровое, искаженное страданием. Там были спрятаны и другие вещи: стопка документов, пачка перевязанных ленточкой писем. Но Дзюн вытащил только корзинку с ребенком и вернул панель на место, остальное не тронул. Крики младенца поглотили все его внимание. Он думал только об одном: ребенка надо доставить в безопасное место. Вдруг убийцы вернутся? Они нашли, что искали, – или нет? Если искали тайник с бумагами, возможно, они ушли с пустыми руками. К счастью для себя, нападение на Лису и обыск в квартире малыш просто проспал. Подай он голос – и друзья полковника разобрались бы с младенцем безо всяких угрызений совести.

Когда Дзюн, не слишком церемонясь, запихивал младенца в синюю сумку, тот кричал и извивался в его руках с неожиданной силой, но едва он закрыл сумку и пошел вниз на улицу, как малыш на диво быстро затих.

* * *

На кухне гостевого дома «Сайсю» Дзюну было спокойно, не боязно, хотя и душновато, и в щели плохо пригнанных окон залетали мухи. Двое детей Харуко – девочка лет трех и мальчик лет пяти – играли в прятки: носились туда-сюда по кухне, хихикали и повизгивали от восторга, пока их мать нянчила маленького незнакомца.

– Гэн-чан, прекрати! – время от времени вмешивалась Харуко. – Тут же стол! Еще что-нибудь сломаешь – или порежешься.

Но настойчивости в ее словах почти не было, и