Аккорды смерти в ля мажоре - Елена Бриолле

подробностях, потому что это слишком личное переживание. На этой стадии мы должны познать себя, а для этого поговорить с самими собой в тишине. Я прошла это испытание. Мне подарили за это пианолу, и теперь я стала Бризом. Я смогу дуть, подгоняя общую волну.

– Что это значит?

– Мсье, я долго ещё буду здесь сидеть? Нас задержали ни за что, а теперь ещё терпеть такое унижение!

Ленуар молчал, ожидая её ответа.

– Я смогу проводить собственные вечера, только с механическим пианино, потому что сама не обладаю талантом к музыке и пению. Только самые преданные члены Общества удостаиваются этого подарка.

– Разве вы не равны между собой? – спросил Ленуар. – Когда все равны, значит, нет более преданных и менее преданных, разве нет?

– Когда вы меня уже освободите, мсье? Мне надоело сидеть тут и тратить своё время на пустую болтовню.

– Скажите, кто руководит Обществом новой волны?

– Руководит? Я предпочитаю слово «направляет». Его направляет Аннабель, вы это и сами знаете.

– И больше никто?

– А она слушает голос Магистра тишины.

– Вы сами видели этого Магистра?

– Его можно увидеть только во сне. Это уже следующий этап саморазвития. Я пока не достигла этого уровня.

– А кто его достиг?

– Говорят, что Антуан Красс достиг, и теперь Мадлен Муано, эта новенькая девочка… Можно мне уже возвращаться домой? Я просто хочу отдохнуть, мы ведь всю ночь не спали. Отдохну и послушаю музыку. Это всё, о чем я прошу! Разве это так много?

Ленуар отпустил Милену Сансон, однако попросил проследить за ней своего верного Бернара Бланша. Если она и Мадлен стали Бризами, они находятся под воздействием психологического внушения.

Все члены Общества походили на сумасшедших, и Ленуар уже сам начал сомневаться, что ему удастся сохранить рассудок.

46. Новая пианола

Воскресный вечер в центре Парижа дарил надежду, что она со всем справится. Беатрис суетилась, заставляя Люсьена передвигать мебель туда-сюда.

– Нет, здесь слишком темно! Разве можно устраивать праздники в этом угрюмом месте? Нет, Люсьен, возвращай обратно сюда книжный шкаф.

Люсьен смотрел на супругу, как загнанная лошадь, со лба его капал пот, а засученные рукава блузы двигались под действием мышц. Однако он только вздохнул и начал ставить книжный шкаф обратно.

– Дети! Вы уверены, что вам нужно столько книг? Я в вашем возрасте не имел столько книг и был счастлив, – кряхтя, проворчал он.

– И стал художником, а если бы больше читал, то стал бы, как мой отец, врачом!

Люсьен застонал.

– Так… Здесь у нас камин… Здесь окна, а у окон такие инструменты не ставят. Хм, в центре у нас стол и кресло… А что, если мы вот эту этажерку поставим вот сюда? Тогда у нас ещё останется место для новой пианолы, здесь. Да, давайте так и сделаем! – командовала Беатрис. – Ах, Мадлен, ты первая, кто из всех нянь делает нам, то есть детям, такой большой подарок! Я просто… То есть дети просто счастливы! Мы будем устраивать вечера. Я приглашу к нам подруг. Скучно же сидеть в тишине, а так будет звучать музыка. Как, ты говоришь, называется то общество, которое подарило тебе за выигрыш в конкурсе эту пианолу?

– Общество новой волны, – ответила Мадлен.

– Да, «волна» – звучит как песня. Люсьен, мы теперь заживём в ногу со временем. У нас будет не просто пианино, а пианола! Я, конечно, играла в молодости на рояле. Но ты же понимаешь, что потом я встретила тебя, и жизнь… В общем, теперь у нас четыре ребёнка. Я, конечно, ни о чём не жалею, но совершенно не представляю, как бы я снова сегодня заиграла на рояле. А граммофон ты нам так и не купил, поэтому мы до сих пор живём в тишине.

Люсьен поставил шкаф на место, посмотрел на бегающих и визжащих вокруг детей и опустился на стул.

– Что, ну что ты смотришь на детей? Я имела в виду душевную тишину, пустоту ума, которую теперь заполнит новая пианола. Я сама закажу для неё ноты. Мы с девочками будем петь.

– А кто будет играть?

– Играть будет сама пианола.

– Но, дорогая, сама она не может играть. Там всё равно нужно будет нажимать на педали.

– Значит, будешь на них нажимать ты. Для этого много ума не надо, а тебе нужно больше двигаться. Вот и будешь заниматься спортом.

В этот момент в двери постучали, и Беатрис побежала открывать и руководить рабочими, которые собрались поднимать пианолу фабрики Steck на последний этаж.

Пока Беатрис распугивала своими криками соседей, Люсьен переглянулся с Мадлен.

– Простите, господин де Фижак, – проговорила она и опустила глаза. – Я думала, что это будет хороший подарок.

– Пианола – это прелестный подарок, Мадлен. А вот моя супруга – тот ещё подарочек.

Когда пианолу установили, Беатрис запретила детям к ней прикасаться. Вместе с пианолой принесли и коробку с рулонами. Дети сели на стулья и стали терпеливо ждать, пока Беатрис наденет перчатки и откроет заветную коробку.

– Так, я видела один раз, как мадам Буфан заправляла ноты в свою пианолу. Люсьен, нет, Мадлен, лучше ты. Открой, пожалуйста, центральную часть над клавиатурой инструмента.

Мадлен растерялась.

– Для этого нужно раздвинуть две деревянные планки верхней части вправо и влево, – продолжала командовать Беатрис. – Да, вот так.

Детям было очень интересно, и Дени не выдержал и привстал на стуле.

– Дени, имей терпение, – сказала мама. – Ах, а теперь-то что делать? Так, я беру первую перфоленту. Вот эту. Открываю её, очень аккуратно, чтобы ничего не порвать… Вставляю кончик вот сюда и чуть-чуть прокручиваю.

– А теперь можно понажимать на педали? – спросил Дени.

– Тебе бы всегда бежать впереди паровоза! Сиди пока.

Беатрис набрала побольше воздуха в лёгкие и тихонько села на табурет перед пианолой. В гостиной воцарилась тишина, как перед началом церковной службы. Тут Беатрис расправила плечи, кивнула всем и несколько раз нажала на педали.

– А-а! – заверещали дети.

Дени кричал громче всех:

– Смотрите, смотрите! Они сами нажимаются. Их никто не нажимает. Клавиши сами!

Мадлен вытаращила глаза и с удивлением наблюдала, как по клавишам механического пианино словно играл невидимой рукой призрак. Ей ещё не приходилось видеть настоящих пианол в действии.

Когда в то утро ей надели на голову мешок и вывели из подвала, она думала, что умерла, а если не умерла, то сейчас её убьют. А от ночи, проведённой в подвале, у неё сохранились только обрывки воспоминаний. Всё заканчивалось на тёмном силуэте, который вошёл к ней тогда посреди ночи. Больше она ничего не