Аккорды смерти в ля мажоре - Елена Бриолле

– Во-вторых, вы уж простите моё нескромное любопытство, возраст, знаете ли. Мы все к семидесяти годам становимся детьми и любим пошалить. Я не выдержал и спросил у вас, подвергались ли вы гипнозу раньше. И выяснилось, что вас загипнотизировали совсем недавно, так что я стал только вторым гипнотизёром в вашей жизни.

48. Пустота внешняя

Париж, 11 июля 1912 года, четверг

Всю ночь Ленуару снилась Элиза. Во сне она смотрела на него влюблёнными глазами. А потом стала отдаляться всё дальше и дальше, падая и утопая в букетах ароматных цветов, которыми она любила украшать музыкальную гостиную. Он кричал, чтобы она хваталась за его руку, чтобы она не слушала музыку. Музыка отравлена. Она сразу проникает в бессознательное и начинает побуждать в нас самые потайные страхи, радости и желания. «Нет, Элиза, послушай меня!» Но девушка пребывала в блаженном сне. Вдруг глаза её распахнулись, словно она только сейчас поняла, что внизу её ждёт смерть. И Элизы не стало.

Ленуар, задыхаясь, с трудом вытащил себя из ночного кошмара. Что же тогда произошло?

Утром из префектуры новостей не поступало, а значит, Крига и Ривьеру пока так и не нашли. Сыщик выпил горький кофе, который приготовила ему Дом, сделал зарядку, начистил туфли и, почувствовав, что восстановил порядок своей жизни, хотя бы внешний, отправился к де Фижакам. Он долго откладывал этот разговор, но теперь настал момент, когда убегать оставалось только в безумие, а разум – это единственное, что Ленуар хотел сохранить без шрамов.

Семейство де Фижаков он застал за модным инструментом. Дети снова и снова садились на табурет перед пианолой Steck и нажимали на педали. Пианола стонала, но продолжала играть. Дени понял, как менять скорость воспроизведения перфоленты и двигал то направо, то налево железный рычажок.

Люсьен очень обрадовался визиту друга и сразу пригласил его к себе в студию. Ему не терпелось послушать тишину. Обычная мастерская художника сегодня казалась ему настоящим номером люкс в отеле Meurice.

– Бурбону хочешь? – спросил он Ленуара. – У меня тут есть, за печкой держу. Для таких дождливых дней, когда Беатрис уходит, а дети стоят на ушах.

– Не упрекай их за то, что они дети.

– Это не дети, это маленькие чудовища! Знаешь, что мне старшая недавно заявила? Что хочет выступать в защиту женщин, когда вырастет. Что будет учиться на юридическом факультете и станет адвокатом. Даже Беатрис растерялась от таких прогрессивных взглядов маленькой Агаты. Ты только представь: одна станет адвокатом, вторая, третья, а Дени сказал, что хочет жить как Арсен Люпен.

– Ну, раз Агата станет адвокатом, то хоть будет кому защищать его в суде. А Беатрис где?

– Беатрис ушла в магазин за перфолентой. Это Мадлен выиграла в конкурсе в каком-то музыкальном обществе. Они говорят, что избранным такие пианолы дарят. Может, просто на время дают. Уж лучше бы просто на время. Если дети будут каждый день на нём бренчать, мои нервы не выдержат.

– Вы получили эту пианолу от Общества новой волны? – удивился Ленуар. – Неслыханная щедрость!

– Да, Мадлен сказала, что безденежьем они не страдают.

Люсьен налил себе рюмку бурбона и медленно выпил.

– Как твоя служба?

– Я хотел с тобой поговорить сегодня не о службе…

– У меня свободен весь день! Скажу Беатрис, что ты пришёл, – она меня хоть в покое оставит.

– Люсьен, ты помнишь, с кем работала Элиза незадолго до своей смерти?

– Моя сестра? Брось! Уже двадцать лет с тех пор утекло. Зачем бередить прошлое? Она была мне сестрой, и, как видишь, даже я теперь о ней каждый день не вспоминаю.

– Ну, ты помнишь или нет? Она тебе что-нибудь тогда рассказывала? Были ли у неё увлечения, ссоры на работе?

– Главным её увлечением был и оставался ты, Ленуар. А остальное я уже не помню. В последнее время она была очень возбуждена. Но мы все думали тогда, что всё из-за любви. В её возрасте любовь – самое сильное чувство.

Ленуар помолчал.

– Она упоминала о некоей Клеманс Ранье или о Фабио Криге?

– Ты что, навёл справки о том, с кем она тогда работала?

– Я всегда хотел разобраться, что там тогда произошло. Нас же за нос водили, даже вскрытие запретили сделать. Люсьен, она не могла покончить с собой, она любила жизнь. Ты ведь помнишь, какой она была!

Теперь замолчал Люсьен.

– С того момента уже много воды утекло. Лучше не вскрывать рану, которая давно затянулась.

– Люсьен, она говорила тогда о Фабио Криге? Выяснилось, что в тот день исполнительницей была Августа фон Варенсфельд, и она любила Крига. Криг имел связь с Клеманс Ранье, и я хочу понять, как в этом клубке страсти оказалась замешана Элиза. Я думаю, что это они её убили.

Люсьен посмотрел на Ленуара как на сумасшедшего, но, заметив, что друг не шутит, налил себе ещё бурбона и выпил.

– Так… Элиза говорила о концертах. Она же всегда любила музыку. Сейчас бы она тоже радовалась пианоле. Она действительно рассказывала что-то о девушке, которая с ней работала, что у неё был скверный завистливый характер и что Элиза предпочитала не иметь с ней никаких дел. А вот про пианиста она ничего не рассказывала.

Ленуар посмотрел на Люсьена, будто увидел его впервые.

– Ты уверен?

– Нет, но я ничего о нём не помню.

– Тогда откуда ты знаешь, что Фабио Криг был пианистом? Я ведь сегодня об этом не упоминал.

Люсьен встал и начал вытирать свои кисти от засохшей краски.

– Я не помню, Чёрный! Ты приходишь вот так, вдруг начинаешь меня пытать, спрашивать про то, что случилось много лет назад… Криг, не Криг, я о них ничего не помню.

Ленуар подошёл и тоже налил себе бурбона, однако не выпил.

– Слушай. Ты ведь был её братом и моим другом. Люсьен, посмотри на меня. Скажи, она любила кого-то, кроме меня? Только говори прямо. Я всю жизнь думаю об Элизе. Её образ преследует меня. Мне кажется, что если бы мы тогда не полюбили друг друга, то ничего бы не случилось. Может, это из-за меня она покончила с собой?

От этого вопроса Ленуару стало плохо. В груди болело.

Люсьен подошёл к нему и похлопал по плечу.

– Чёрный, ты всегда был её главной любовью. Ты это брось. Ты только недавно Николь похоронил. Хватит себя винить во всех смертях.

Ленуар кивнул, потом медленно пошёл к двери, но перед выходом остановился и спросил:

– А где Мадлен?

– Её не было со вчерашнего дня.