Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса - Артур Конан Дойль

супругов Дандас, и по случайности мне предложили прояснить некоторые вопросы, с ним связанные. Муж вел трезвую жизнь, другой женщины не было, а жестокое обращение заключалось в том, что он завел привычку всякий раз после еды вынимать свою вставную челюсть и швырять в жену. Согласитесь, средний писатель едва ли сумеет эдакое выдумать. Лучше возьмите, доктор, понюшку табаку и признайте, что в данном случае вы мне проспорили.

Он протянул мне табакерку из червонного золота с большим аметистом в центре крышки. Эта роскошная вещь столь явно противоречила обычной скромности и непритязательности Холмса, что я не удержался от замечания.

– Ах да, – спохватился он, – я и забыл, что мы с вами в последнее время не виделись. Этот маленький сувенир я получил от короля Богемии в благодарность за помощь в деле с бумагами Ирэн Адлер.

– А кольцо? – Я перевел взгляд на редкостный бриллиант, сверкавший у него на пальце.

– Это от голландской королевской семьи; им я оказал услугу столь деликатного свойства, что не могу поведать о ней даже вам, моему хроникеру, любезно ознакомившему читающую публику с историей двух-трех моих скромных расследований.

– А нынче вы ведете какие-нибудь дела? – с любопытством осведомился я.

– Десяток или дюжину, однако ни в одном нет ничего особенного. Они, конечно, важны, но неинтересны. Знаете, именно незначительные дела дают обычно поле для наблюдений, для быстрого анализа причин и следствий, что и делает заманчивой задачу сыщика. Крупные преступления, как правило, не столь сложны – чем серьезнее преступление, тем очевидней мотив. Подобные случаи всегда скучны, за исключением одного довольно запутанного, по поводу которого ко мне обращались из Марселя. Не исключаю, впрочем, что в ближайшие минуты мне посчастливится больше, ибо, если не ошибаюсь, к двери приближается будущая клиентка.

Холмс, встав с кресла, разглядывал сквозь раздвинутые шторы бесцветную лондонскую улицу. Из-за его плеча я увидел на противоположном тротуаре крупную женщину в пышном меховом боа вокруг шеи и в широкополой шляпе с витым красным пером, которую она, на кокетливый манер герцогини Девонширской, сдвинула на одно ухо. Глаза под этим великолепным доспехом робко и нервно рассматривали наши окна, ноги переступали взад-вперед, пальцы теребили пуговицы на перчатках. Вдруг она рывком, как ныряет в воду пловец, пересекла улицу, и до нас донесся пронзительный звон колокольчика.

– Такие симптомы мне уже встречались. – Холмс швырнул папиросу в огонь. – Колебания у входа всегда указывают на affaire de coeur[18]. Она хочет получить совет, но колеблется, потому что история чересчур деликатная. Но и в таких случаях возможны различия. Если женщину серьезно обидел мужчина, она не станет колебаться. Обычный симптом – порванный шнурок колокольчика. Здесь же можно предположить, что речь идет о любви, но девушка не столько сердится, сколько смущена или опечалена. Однако вот и она – явилась, чтобы разрешить наши сомнения.

Послышался стук в дверь, и мальчик в ливрее доложил о мисс Мэри Сазерленд, которая уже высилась за его черной фигуркой, как торговое судно, следующее на всех парусах за лоцманским катерком. Шерлок Холмс приветствовал ее в своей обычной непринужденно-учтивой манере, закрыл дверь, с поклоном указал на кресло и устремил на гостью свойственный только ему внимательный и в то же время несколько отсутствующий взгляд.

– Вы не находите, – спросил он, – что при вашей близорукости нелегко столько печатать на машинке?

– Сперва было трудновато, – отвечала гостья, – но теперь я умею печатать, не глядя на клавиши. – Внезапно осознав смысл сказанного Холмсом, она вздрогнула, и на ее широком добродушном лице выразились испуг и удивление. – Вам кто-то про меня рассказал, мистер Холмс, иначе откуда вы все это знаете?

– Не смущайтесь, – рассмеялся Холмс, – все знать – моя профессия. Я приучил себя видеть то, чего другие не замечают. Будь это не так, разве вы пришли бы ко мне за советом?

– Я пришла к вам, сэр, потому что слышала про вас от миссис Этеридж: вы в два счета нашли ее мужа, когда и полиция, и все-все думали, что его нет в живых. О, мистер Холмс, вот бы вы и мне помогли! Я не богачка, но получаю сотню в год дохода и еще зарабатываю немного на машинке. Я вам все отдам, лишь бы узнать, что сталось с мистером Хосмером Эйнджелом.

– И что же заставило вас явиться за советом в такой спешке? – Шерлок Холмс соединил кончики пальцев и поднял взгляд к потолку.

Простоватое лицо мисс Мэри Сазерленд снова застыло в растерянности.

– Ну да, я летела сюда опрометью. Меня злость взяла: мистер Уиндибэнк, мой отец, ведет себя так, будто это все ерунда. В полицию пойти не захотел, к вам – тоже, сидит сложа руки и только повторяет, что беды никакой не случилось. Терпение у меня кончилось, я подхватилась и прямиком к вам.

– Ваш отец? Отчим, наверное, ведь у вас разные фамилии?

– Да, отчим. Я его зову отцом, хотя это немного смешно: разница у нас всего пять лет и два месяца.

– А ваша матушка жива?

– О да, жива и здорова. Мне не очень понравилось, мистер Холмс, когда она так скоро после смерти отца решила снова выйти замуж, к тому же за человека почти на пятнадцать лет моложе. Отец был слесарь на Тотнем-Корт-роуд, оставил после себя прибыльное дело; матушка с мастером, мистером Харди, его продолжали, но появился мистер Уиндибэнк и заставил ее продать мастерскую: у него занятие куда солидней – разъездная торговля винами. За имущество и долю в мастерской они получили четыре тысячи семьсот фунтов; отец, будь он жив, выручил бы намного больше.

Я ожидал, что Шерлоку Холмсу наскучит этот сбивчивый рассказ, но он, напротив, весь ушел в слух.

– Ваш собственный доход происходит от этой сделки? – спросил он.

– О нет, сэр, совсем не от нее. Это наследство моего дяди Нэда из Окленда. Новозеландские акции, дают четыре с половиной процента. Всего там было две тысячи пятьсот фунтов, но я могу брать только проценты.

– Чрезвычайно интересно, – заметил Холмс. – Располагая такой кругленькой суммой, как сто фунтов годовых, и к тому же подрабатывая, вы, несомненно, можете позволить себе небольшие путешествия и прочие радости жизни. Полагаю, одинокой леди хватает на безбедное существование и шестидесяти фунтов в год.

– Я могла бы обойтись и гораздо меньшей суммой, мистер Холмс, но, понимаете, пока я дома, мне не хочется быть обузой для домашних, а потому я отдаю деньги в семью, с которой делю кров. Конечно, это только на время. Мистер Уиндибэнк раз в