Неупокоенные кости - Лорет Энн Уайт

Его слова потрясли Мэри.

«Рокко думает, он убил Дэррила!»

– Просто скажи мне! – Рокко уже не орал, а упрашивал. – Скажи, иначе я сдохну прямо тут!

Мэри повернулась к остальным:

– Ну, давайте!.. Скажите ему, во что вы заставили его поверить. Он был настолько пьян, что отключился, и вы воспользовались этим и внушили ему… что? С Рокко ведь и раньше подобное случалось, не так ли? Бывало, он напьется и куролесит всю ночь напролет, а утром ни черта не помнит… И вы решили это использовать, правда? Вы обвинили его в том, что сделали сами. Так что же вы сделали?

Рокко снова упал в кресло, закрыл лицо руками и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Я убил его. Убил Дэррила. В субботу утром я проснулся в нашем летнем домике весь в крови и синяках. Они… они сказали, это я его убил, и тогда я вспомнил кое-какие подробности. Правда вспомнил! Они говорили, что пытались меня остановить, но не смогли и я все бил и бил… Наверное, действительно отъехал после выпивки и совсем озверел… забил Дэррила насмерть монтировкой. А они не смогли мне помешать, потому что я пытался броситься и на них тоже. Потом… потом они обещали, что прикроют меня. Спасут. Солгут ради меня. Мы все договорились… Господи, мне было так страшно!.. Я не знал, что сделал, на что способен…

Рокко снова сел прямо и теперь рассматривал выставленные перед собой ладони, словно искал на них кровавые пятна.

– Я и сейчас не знаю, на что способен.

Мэри в ужасе смотрела на него. Кровь отлила у нее от головы.

– И он верил в это на протяжении стольких лет?.. – спросила она. – Вы убедили его, да? Вбили ему в голову, что он – убийца?

Кара вскочила.

– Все было не так! Мы…

Именно в этот момент хлопнула входная дверь и в коридоре послышались шаги. Все как по команде обернулись на звук. На пороге гостиной стоял какой-то мужчина с дорожной сумкой через плечо. Слышно было, как Кара со свистом втянула воздух сквозь крепко стиснутые зубы. Джилл, смертельно побледнев, вскочила на ноги.

– Исайя? Что ты тут делаешь? Я… я думала, ты вернешься только завтра вечером.

Он молча стоял в дверях – высокий, темнокожий, красивый. Стоял и смотрел на жену. Потом его взгляд переместился на людей, сидевших в ряд на диване в его гостиной. Медленно и почти беззвучно он положил ключи на столик возле двери.

– Ты не говорила, что собираешься кого-то приглашать, Джилл.

– Я… я просто…

Она не смогла закончить.

– Привет, Кара. – Исайя Осман кивнул. – Привет, Боб…

Он повернулся к Мэри, Клоду и Рокко.

– Представь мне своих друзей, Джилл…

Джейн

– Извини, но я не могу остаться. Я… я просто… Дай, думаю, загляну ненадолго, благо все равно по пути… – сказала Джейн матери, которая стояла у распахнутой входной двери родительского дома Джейн в Северном Ванкувере.

Было уже довольно поздно, к ночи сильно похолодало, к тому же Джейн чувствовала себя усталой и разбитой. На самом деле она не собиралась навещать мать, но, проезжая по соседней улице, буквально на автопилоте свернула в хорошо знакомый проулок. И оказалась здесь. Возможно, ею двигало чувство вины, ведь за весь день она так и не перезвонила матери, хотя та оставила ей не меньше шести сообщений. А может, к порогу родительского дома Джейн пригнала другая нужда, осознать которую ей мешали выматывающая усталость и какое-то общее отупение после целого дня работы.

Ее мать была в заляпанном яркими акриловыми красками балахоне, надетом поверх джинсов и свитера. Джейн знала, что это именно акриловые краски. В своей подвальной студии мать всегда рисовала только ими.

– Проходи, раз уж ты здесь. Как погляжу, это дело с останками из часовни дается тебе нелегко.

– Нелегко, – согласилась Джейн. – Надеюсь, это только поначалу. Кстати, извини, что не перезвонила.

Мать взяла у нее из рук куртку (как она ее сняла, Джейн совершенно не помнила) и повесила на крючок для одежды.

– У меня в духовке как раз томится болоньезе. Думаю, он уже почти готов.

– Я не хочу есть, – отмахнулась Джейн.

– Тебе нужно поесть. Давай, марш на кухню. Поговорить можно и там.

– Ты наверняка помнишь исчезновение Аннелизы Дженсен, – начала Джейн, шагая следом за матерью по направлению к кухне. – Она была всего на год моложе тебя. Ее дом стоит в паре кварталов от того места, где ты жила в детстве.

– Я помню про исчезновение девушки, только подзабыла, как ее звали. Кажется, одновременно с ней пропал и юноша. Вот его имя я помню – Дэррил. Но они оба учились в другой школе, не в моей. Дэррил был сыном Ахмеда и Мими Хендрикс из «Кейп вайндз».

– Ага, значит, ты помнишь.

Джейн села на табурет возле кухонного островка, пока мать накладывала на тарелку горячую пасту и поливала ее домашним соусом болоньезе. Божественный аромат божественного блюда мигом наполнил кухню. Каким-то образом он отлично сочетался с запахом нарциссов, букет которых стоял в вазе рядом с раковиной.

– Это двойное исчезновение всполошило всю округу, – спокойно пояснила мать, бросая поверх пасты большой кусок пармезана – совсем как Мэтт делал когда-то. – Родители боялись, что в нашем районе объявился маньяк. На ночь все двери тщательно запирались. Девочкам запрещали ходить поодиночке, особенно вечером. Некоторые считали, что в исчезновении Аннелизы виноват Дэррил, но лично я никогда в это не верила.

Она поставила тарелку перед дочерью, и этого оказалось достаточно, чтобы Джейн ощутила, как погружается в любовь, тепло и уют. «Должно быть, – пролетела в ее голове мысль, – это и называется «чувство дома». Несмотря на все свои отважные заявления, Джейн внезапно поняла, что голодна как волк. Накручивая на вилку тонкие макароны, она бросила взгляд на фотографию отца, которая висела на стене в смежной с кухней столовой. Вокруг фото были развешаны самые лучшие, самые яркие мамины картины, и Джейн подумала обо всех любимых людях, которых они так или иначе потеряли. Мать потеряла отца, она – Мэтта (быть может, не окончательно, и тем не менее), Хендриксы потеряли сына, а Дженсены – дочь и внука, который из материнского чрева попал не в большой и яркий мир, а в освещенную бестеневыми лампами лабораторию, где его крошечное тельце кромсали скальпелем, разглядывали под микроскопом и просвечивали рентгеном. Потом она вспомнила Богоматерь с младенцем на витраже в часовне,