Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

— мое управление под Москвой. Кому нужно южные трассы вроде Астара — Карадаг или Хушури — Батуми отдать? Ясное дело — мне! И дали уже, и прораба туда своего выслал — замеры производить. Вдруг гоп-стоп, отбирают эти ветки и передают Боровцу, — Роман Иоскерович, пытаясь расстегнуть овчинный полушубок, так рванул полу, что отскочила и запрыгала по паркету верхняя пуговица. — Я к Филиппову. Что такое? Почему сибирякам южные районы подкидываете?! Он так на меня посмотрел, — начальник третьего управления откинул назад голову, — и заявляет: «Боровец с этой работой справится, а ты — нет!» Почему же так, товарищ следователь? Где же мы тогда лучше справимся — под Иркутском, что ли?

Этот же начальник управления показал, что в его управлении за рацпредложения выплачивается не более четырех-пяти сотен рублей в год.

— У Боровца, однако, по нескольку тысяч, — обидчиво подчеркнул он.

— Изобретают, видно, получше, — подогрел его Пантюхов.

— Если так хорошо изобретают, почему трест ни разу не доводил информацию об их рацпредложениях до других управлений? Я вам официально заявляю — ни разу! — парировал Роман Иоскерович. — Выходит, нет у сибиряков больших открытий для обмена опытом.

Приобретать дорогие подарки для высокого начальства за чужой счет, похоже, вошло у управляющего в систему. В этом Леонид Тимофеевич убедился после разговора с начальником пусконаладочного управления Вострецовым.

— Вызвал меня Филиппов в декабре шестьдесят седьмого и говорит: «Надо к дню рождения главного инженера Главка купить японский диктофон», — не спеша, без понуканий, по первому же наводящему вопросу следователя принялся вспоминать начальник пусконаладочного. — Я ему: мол, денег нет. А он — «приобрети как-нибудь, я с тобой после рассчитаюсь». Ну что делать? — Вострецов испытующе взглянул на Пантюхова. — Взял у себя в управлении триста пятьдесят рублей в подотчет, время-то поджимает! Поехал со своим водителем в комиссионку на улице Чайковского и там купил диктофон японского производства за триста рублей. Привез в трест. Филиппов велел передать подарок его личному шоферу Костетову. — Начальник пусконаладочного подождал, пока Пантюхов допишет очередную строчку протокола. — Я и передал. — Вострецов погладил ладошкой левую слегка обезображенную следами давнего ожога щеку, — в магазинной упаковке вместе с копией товарного чека. А себе взял товарный ярлык.

— Деньги управляющий вернул? — Леонид Тимофеевич замер с поднятой ручкой.

— Ни копейки! — со скрытой обидой произнес начальник пусконаладочного. — Дважды, правда, Степан Григорьевич говорил, что, мол, я тебе там должен за диктофон, но после и говорить перестал, — Вострецов помялся. — Самому упоминать неудобно было. Сходил было к парторгу треста: так, дескать, и так, как бы вернуть свои кровные. А он мне: поговори сам с Филипповым. Я не стал. Да и к парторгу-то ходил потому, что жена запилила. С меня же бухгалтерия три сотни высчитала!

— Это был единственный случай, когда управляющий трестом обращался к вам с подобной просьбой? — уже собираясь заканчивать допрос, поинтересовался капитан.

— Да нет, — круглое пятно давнего ожога на левой щеке Вострецова стало совсем темным. — Право, не знаю, стоит ли об этом вспоминать, — как-то нерешительно протянул он.

— Вспоминать стоит обо всем!

— Ну... в шестьдесят восьмом юбилей заместителя министра Хмельнова был, — Леонид Тимофеевич удвоил внимание. — Филиппов спросил меня, как специалиста по радиотехнике, какой сейчас телевизор самый лучший. Я сказал: «Рубин-110» или «Темп-7». А он мне:

— Хорошо бы Хмельнову такой подарить! — Вострецов снова принялся тереть щеку.

— Хорошо-то, хорошо, — отвечаю. — Да где денег набраться — за диктофон японский едва с бухгалтерией рассчитался! Управляющий промолчал, но я-то намек понял — хочет, чтобы снова за мой счет! Нет уж, думаю, дудки. Второй раз не проскочит!

Главный диспетчер треста Миловидова, участвовавшая в приемке кабельной линии связи под Саратовом (к ней Пантюхов обратился по совету допрашивавшего председателя приемочной саратовской комиссии Ветрова), тоже поведала небезынтересные подробности.

— Про банкеты во время приемки спрашиваете? — игриво жмурясь, закинула ногу на ногу Хризантема Георгиевна. — А можно я закурю? — Пантюхов щелкнул автоматической зажигалкой.

— Эх, товарищ милиционер, — затянувшись, Хризантема Георгиевна положила сигарету со следами губной помады на край пепельницы, — а кто их сейчас не делает, банкеты-то? Ну были и коньяк, и шампанское. Сдвинули несколько столов в саратовском ресторане «Волга». Мне Боровец, извиняюсь, под вечер даже танец живота предлагал исполнить. Осуждаете? — Миловидова будто специально разыгрывала Пантюхова. — Только учтите, я не танцевала и все это происходило в воскресенье. Понимаете, в воскресенье, в свободное от работы время! Я женщина разведенная, свободная, — она поправила юбку, будто невзначай оголив гладкое круглое колено, — имею полное право.

— Кто рассчитывался за всё? — угрюмо переспросил Леонид Тимофеевич.

— Во всяком случае не я, — съязвила Хризантема Георгиевна, — когда вокруг столько мужчин. По-моему, Боровец, — осеклась она на полуслове, почувствовав, что капитан не принял ее игривый тон.

Чуть позднее, прижатая к стене имеющимися в распоряжении следователя фактами, она сообщила, что данное застолье во время саратовской приемки было далеко не единственным.

— Вы так со мной разговариваете, — Хризантема Григорьевна обиженно надула пухлые, ярко накрашенные губы, — будто на тех банкетах только я и была! Там же и председатель комиссии товарищ Ларионов из министерства присутствовал, и местные кураторы Потапенко и Дубов. Наш управляющий, наконец. И потом, что вы ухватились за саратовские банкеты? Это мелочь грошовая по сравнению с тем, какие застолья закатывал Боровец здесь, в Москве! В той же «Праге», когда с годовыми отчетами приезжал. Вот уж где действительно — пробки в потолок. Так на этих вечеринках половина трестовского начальства веселилась. А то меня, понимаешь, одну трясут: Саратов, Саратов. Думаете, если женщина одинокая, так на нее все свалить можно.

— Принятая саратовской комиссией кабельная трасса, по сути, не эксплуатировалась. Она капитально ремонтировалась с первых же дней после приемки, — отчетливо выговаривая каждое слово, произнес Пантюхов.

— Но при чем тут банкеты?.. — Миловидова не закончила фразу.

— И в самом деле, при чем?! — закрыл папку с подписанным протоколом Леонид Тимофеевич.

Его несколько смущали такие откровенные признания. Из подчиненных Филиппова почти ничего не приходилось вытягивать, они сами выкладывали. Сотрудники новосибирского спецмонтажного управления предпочитали умалчивать, недоговаривать, выжидать, А здесь — всё наоборот. После долгих раздумий капитан пришел к выводу, что поток разоблачений управляющего союзным трестом мог