Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

Лишь одной версии он придерживался более-менее твердо: деньги за телевизор для заместителя министра Боровцу вернул, триста рублей, деньги давала жена. А сам Хмельнов оплатил ему полную стоимость подарка — все четыреста тридцать два рубля с копейками.

Супруга управляющего сообщила, что меховой костюм, золотые часы и даже газовую плиту (она признала, наконец, и этот факт) преподнес им Боровец. Пантюхову трудно было предположить, какие инструкции давал ей на этот счет Степан Григорьевич перед арестом. Но, судя по ее испуганному виду, предполагал, что она попросту ослушалась супруга, опасаясь ответственности за дачу ложных показаний.

По каждому признаваемому пункту она повторяла одно и то же: «Я говорила мужу, что надо за все рассчитаться, и он со мной соглашался».

А вот факт уплаты Филипповым трехсот рублей за телевизор подтверждала полностью.

— Деньги на строительство дачи снимала с книжки — около двух тысяч рублей. У сестры в Даугавпилсе занимала шестьсот рублей на мебель, — поясняла она дачные расходы.

И лишь на четвертом допросе Елизавета Максимовна отреклась от уплаты за телевизор:

— В отношении трехсот рублей, якобы переданных мною мужу за телевизор «Темп-7», я ранее на следствии давала неправильные показания, — краснея до корней волос, исповедовалась она Пантюхову, — я расскажу правду.

Нелегко она ей давалась, эта самая правда. Нервничая, она до крови расцарапала ногтями кожу на руке... Муж встретил ее в тот вечер у даугавпилского поезда на вокзале — она возвращалась от больной матери. Привез домой и заявил, что его «посадили в новосибирской милиции, а прокурор освободил». Просил сказать, что за телевизор для Хмельнова она ему давала триста рублей, если спросят на следствии.

— Поэтому я так говорила, — нервно сжимая руки, заканчивала Елизавета Максимовна. — Никаких трехсот рублей я ему не давала, и он не мог отдать их Василию Ивановичу. — Она подняла на капитана усталые глаза.

— Я очень извиняюсь, что говорила неправду. Все сказала по просьбе мужа. Я думала ему помочь.

Филиппова снова опустила голову.

— Ну а дача? — решил воспользоваться случаем капитан. — Вы же знаете, там не двумя тысячами дело обошлось. Такие хоромы и за десять не каждый выстроит!

— Ничего больше не могу добавить, — вконец смешалась Елизавета Максимовна. — Муж нанимал строителей, занимался отделкой и обстановкой. А с книжки я снимала две тысячи — это можно проверить.

Уличенный в очередной лжи Степан Григорьевич (Пантюхов предъявил ему показания супруги относительно уплаты за телевизор) долго не раскрывал рта.

— Покажите-ка мне еще раз протокол, — попросил он, наконец собравшись с духом, тупо, как загипнотизированный, всматривался в скупые, лаконичные строчки.

— И вторая ваша версия — тоже ложь, — Леонид Тимофеевич зябко передернул плечами. Было довольно прохладно. — Я видел вашего сына в Солнечногорске.

Степан Григорьевич вскинул на следователя холодно-настороженные глаза. В прошлый раз, уже перед самым уходом Пантюхова, он вдруг сказал ему, что деньги за плиту, меховой костюм и золотые часы Боровцу передал его сын Юрий.

— Сын вашей версии не подтвердил, — Пантюхов протянул Филиппову протокол допроса. — «Ничего, никому не платил. Плиту получали на товарной станции Казанского вокзала. Часы и меховой костюм от Василия Ивановича» — это слова Филиппова Юрия Степановича, — пожалуйста, можете удостовериться.

Управляющий нехотя взял протокол.

«Плита была прислана на имя папы. Откуда, я не знаю. Видимо, из новосибирского спецмонтажного управления. Кто конкретно высылал, не помню».

«Эх, Юрка, Юрка», — у Степана Григорьевича запершило в горле.

— В прошлый раз я давал неверные показания, — едва вымолвил Филиппов.

Не особенно надеясь на искренность управляющего, Пантюхов потребовал, чтобы он ставил свою подпись не в конце листа, а буквально после каждого своего зафиксированного на бумаге ответа.

Глава 35

Пока Филиппов выдавливал из себя очередной вариант «правды-матки», в Даугавпилсе, на родине супруги управляющего, разворачивались довольно интересные события.

Крытый красной черепицей большой каменный дом на улице Пушкина Ветров и сопровождающий его местный участковый лейтенант милиции отыскали довольно быстро. Хозяйка, опрятная старушка, встретила их на пороге. Она прекрасно говорила по-русски, хотя, как позже выяснилось, почти всю жизнь прожила в Латвии.

— А я гляжу, что за гости ко мне с утра в субботу пожаловали, — с трудом скрывая бросающуюся в глаза обеспокоенность, обнажила она в вымученной улыбке поредевшие зубы.

— Да гости-то какие, Доминика Романовна, — смущенно порозовел молоденький участковый, — что не только сами в дом идут, но еще и соседей приглашают, — он и в самом деле пригласил двух сидящих поблизости на очищенной от снега деревянной лавочке таких же, как и сама хозяйка, согнутых годами старушек.

Во время обыска Доминика Романовна дважды принималась глотать сердечные капли. Ни на ее половине, ни в той части дома, которую занимала родная сестра Елизаветы Максимовны, обнаружить ничего не удалось. Осмотрели каждую щелку, простучали все до одной половицы, но ничего похожего на тайник не было и в помине. Оставался обширный, покрытый свежим снежным пушком сад Доминики Романовны, но измотавшийся до предела во время обыска шестикомнатного особняка Григорий Павлович даже боялся о нем подумать. Сначала побеседуем по душам — решил он.

На допросе хозяйка срывающимся от волнения голосом рассказала, что живет в Даугавпилсе почти всю сознательную жизнь. Дом достался мужу по наследству. Сам супруг трагически погиб в тысяча девятьсот тридцать восьмом году.

— Я одна воспитала семерых дочерей, — Доминика Романовна не удержалась от слез. — Спрашиваете, не преподносили ли мне Лиза или ее муж дорогих подарков? Преподносили, — она открыла средний ящик стоящего в углу тяжелого, покрытого стершимся лаком комода. — Отрез вот на платье за двенадцать рублей. Килограмм московских конфет, — Доминика Романовна вынула целлофановый кулек с «Раковой шейкой». — Печенья столько же.

— Может, дочь вам деньгами помогала? — прервал ее Ветров.

— Помогала, верно, помогала — по десять рублей раз в два месяца, — вздохнула хозяйка. — Пенсия-то у меня, сынок, аж двадцать один рубль.

Сестра Елизаветы Максимовны тоже не показала ничего существенного: Лиза не только не делала дорогих подарков, а наоборот, занимала шестьсот рублей на дачу. И потом выплачивала этот долг частями в течение нескольких лет.

Сделав вид, что ему необходимо выйти, Ветров направился в сад, к деревянному туалету, примостившемуся в дальнем углу участка.

Идя по утоптанной узкой тропинке, он чуть ли не физически ощущал спиной тревожный взгляд вышедшей показать ему дорогу старушки.