Лотос и ветер - Джон Мастерс

Ее мать дремала в раскладном кресле, ритмично похрапывая, издавая низкое «гррмпх-гррмпх», зонтик закрывал ее лицо, ставшее почти прекрасным, рука покоилась на колыбели.

Девочки, Мэри и Ада Сэвидж, с ярко-красными лентами в волосах, в белых юбках и белых блузках, играли в лапту с ее отцом, Шивсингом и полковником Родни — и с Робином, который смеялся вместе со всеми.

Близнецы, которых она кормила за высокой стеной императорского сада, когда муж застал ее врасплох. (И все же он перешел от размышлений к решению. Он хотел поговорить с ней, но не мог или не осмеливался. Это было фантастично, что он, в каждой ноте которого звучали благоговение и любовь, должен бояться ее. Но он боялся.)

Робин медленно гребла. Она подумала, не спит ли она, настолько похожим на сон было их беззвучное плавание среди лотосов. Спустя долгое время она повернула голову и погладила его по коленям. Было темно. Она сказала: «Мы должны окрестить младенцев. Мы не можем продолжать называть их Мальчиком и Девочкой. Как ты хочешь их назвать?»

— Я еще не думал.

«Робин! А крестные родители?

— Я думал об этом, — сказал Робин. — Я думал об этом. У Девочки должны быть две крестные матери и один крестный отец, у Мальчика — два крестных отца и одна крестная мать, не так ли?

— Да.

«Я бы хотел, чтобы Шиву был крестным отцом Девочки. Как насчет Эдит Коллетт в качестве крестной матери?

«Ви-и-эл. Ей следовало ожидать этого, но она этого не ожидала. Она была застигнута врасплох и немного шокирована. Индеец, несмотря на то, что он был раджой, крестным отцом ее дочери? Ведь настоящий крестный отец мог бы помочь искупать ее в младенчестве и, конечно, мог бы дать ей одежду, даже нижнее белье, когда она вырастет. Она чувствовала себя чудовищем, жестокой и недоброй женщиной, раз так думает. Но она ничего не могла с собой поделать. В конце концов, произошел Мятеж.

— Думаю, им обоим это понравилось бы, — сказал Робин. — При каждом взмахе его весла за ним тянулись струйки фосфоресцирующей воды.

Это было правдой. Шивсингх и Эдит Коллетт почувствовали бы, что их любят, и она знала, как сильно они оба в этом нуждались. Ее мучительные, неприятные сомнения остались, но гордость и восхищение начали загонять их поглубже в нее. Она подумала: «Никто другой в целом мире не думал бы так, как думает Робин. За кого я вышла замуж?» Какого места я достигну, если он поднимет меня на ниточках моей любви к нему?

Робин сказала: «Другая крестная, у меня нет никаких идей. Я бы хотел, чтобы крестными отцами Мальчика были мой отец и Джагбир.

— Джагбир! — крикнул я. Несмотря на всю серьезность ее недавних мыслей, восклицание вырвалось у нее на нарастающей ноте недоверия.

«Да, Джагбир. Он тихо рассмеялся. «Джагбир никогда не сможет много для него сделать, разве что научить его быть хорошим офицером. Тогда только, если он захочет быть солдатом и присоединится к полку. Джагбир сам никогда не будет офицером. Он закончит как хавилдар.

«Робин, это… — Она осторожно подбирала слова. «Это так необычно. Я боюсь, что люди будут смеяться над ним, когда он вырастет и они услышат, что его крестный отец — стрелок, гуркх. Моя мать надеялась, что главнокомандующий согласится. Твой отец знает его, и он мог бы быть очень полезен. А тебе не кажется, что крестными отцами должны быть, по крайней мере, христиане?

«Это относится и к Шиву. Я не знаю. Я хочу, чтобы Мальчик вырос таким же хорошим и счастливым человеком, как Джагбир. Мне все равно, каким именем крестные отцы называют Бога».

Ей не хотелось спорить с ним сегодня вечером. Она больше ничего не сказала о крестных родителях, но вместо этого упомянула имена, под которыми, как она давно решила, хотела бы называть своих детей. Робин ответила сразу. «Кэтрин — хорошее имя, но не Робин. Питер. Кэтрин и Питер.

Она не ожидала, что он согласится на то, чтобы сына назвали в его честь, поэтому не стала протестовать. Она сказала: «Тогда ладно. Питер и Кэтрин. Ты не можешь загнать шикару вон в те камыши и отдохнуть минутку? У меня уже затекает шея, когда я так с тобой разговариваю.

Одним взмахом весла Робин направил нос «шикары» к заросшему тростником острову, который темнел впереди над блестящими цветами и залитой звездным светом водой. Огни Сринагара сияли по левую руку от них, придавая призрачную форму деревьям на берегу озера. Он опустился на подушки рядом с ней, и она хотела, чтобы они занимались любовью, в буквальном смысле. Она хотела сотворить любовь из теплого воздуха, лотоса и воды и окунуть его в это на коленях. Она раскрыла ему объятия.

Ее тело поплыло вниз, и она увидела это в шикаре, когда поднялась, опираясь на лотосовый бальзам, и обняла его в безветренном воздухе над озером. Как далеко она могла бы подняться, как далеко поднять его вместе с собой?

Напряжение в ее руках и в уголках закрытых глаз стало невыносимым. Ей пришлось разжать объятия. Она открыла глаза и долго молча смотрела в глаза Робина. Его голова казалась темным силуэтом на фоне неба; в его глазах не было ответа на ее вопрос, и он не сказал бы, где был, как высоко, как близко, как далеко.

Она спросила: «Что ты собираешься делать, когда твой отпуск закончится? Майор Хейлинг хочет, чтобы ты остался в разведке?» Ваш отец говорил с вами о возвращении в ваш полк? Ты же знаешь, ему удалось кое-что уладить со Старой Альмой и полковником Франклином, так что… я имею в виду, они не собираются…

Робин легким движением отодвинулся от нее. Он рассмеялся тихо, без горечи. «Боже мой, да, я и забыл, что я трус. Однако они были правы. Я прав.

— Робин, пожалуйста!

«Этот вопрос еще некоторое время не возникнет. Мне нужно идти.

Куда мне нужно идти? Что значит «идти»? Нарастающая волна тревоги заполнила ее горло, так что она не могла произнести ни слова. Теперь она знала, что именно это он пытался сказать ей с тех пор, как приехал в Шринагар.

«Почему ты должен идти? Тебе приказали? Она заставила себя говорить деловым тоном, хотя чувствовала, как ветер носится вокруг нее в спокойствии озера, дергая ее, потому что она любила Робина,