Возвращение Явленной - Евгений Евгеньевич Сухов

нас есть некоторые соображения по этому поводу… На полумесяц можно напаять небольшие иголки, которые не позволят птицам садиться на него, и он послужит гораздо дольше. Я не против птиц, но тут совсем другое дело… Эту идею с иглами я подсмотрел во время своей поездки по Италии. Мы заехали в город Ассизи, а это родина святого Франциска Ассизского[178], основателя ордена францисканцев[179]. На скалистом обрыве он построил первый монастырь своего ордена, который носит имя Сакро-Конвенто[180]. Символ этого монастыря — голубь. Изображения голубя в Ассизи повсюду: памятные значки, сувениры, кожаные изделия… Но вот самих голубей там не встретишь. И знаете, почему?

— Почему же?

— А потому что на подоконниках, на крышах домов, на трубах — везде торчат гвозди, чтобы голуби не садились и не пачкали своими испражнениями фасады зданий, купола церквей. Меня поначалу даже немного покоробило такое отношение к птицам, но потом, будучи хозяйственником, я понял, что решение было правильным. Сам монастырь просто грандиозный! В нем невероятная чистота, каждый день его посещают тысячи паломников. Можно представить, что случилось бы с многовековыми зданиями, если бы на них налетали стаи птиц… И вот что я подумал: а что, если мы тоже на полумесяце припаяем небольшие золоченые гвозди, которые не позволят птицам садиться.

— Главное ведь не в золоченых гвоздях на полумесяце, а в том, чтобы Аллах был в душе у каждого. И чтобы имелся храм, где верующие имели бы возможность помолиться.

— Тоже верно.

Богослов ушел. В кабинет вошел референт, он был заметно взволнован. Он протянул письмо:

— Камиль Шамильевич, только что пришло письмо из Ватикана.

Камиль Исхаков молча взял письмо. На конверте в правом верхнем углу размещался оттиск герба Святого Престола, — два скрещенных ключа на красном фоне с венчающей их тиарой; немного ниже наклеена крупная марка с изображением площади Святого Петра. Под пальцами прощупывался плотный лист бумаги. Умело скрывая нетерпение, мэр бережно надорвал край конверта и достал из него листок, аккуратно сложенный пополам.

Развернув, вдумчиво прочитал письмо. После чего также аккуратно уложил его в конверт.

— Папа римский хотел бы лично привезти Казанскую икону Божьей Матери в Казань. А еще он хотел бы встретиться с Рустамом Мусиным, проживающим в Арском районе в деревне Каенсар. Оказывается, он знаком с ним с сорок четвертого года и когда-то спас нашего земляка от смерти. Надо позвонить в Арский район и отыскать этого Рустама Мусина. Сегодня же займусь этим делом. Представляю, какой переполох произведет Иоанн Павел II, когда приедет в деревню Каенсар, — широко улыбнулся мэр.

Глава 3

Старая ссора

C чьей-то легкой руки Рустам-абый[181] был прозван в родной деревне «Итальянцем», хотя в Италии ему бывать не доводилось. Зато он был в Польше, в концентрационном лагере Плашов[182], расположенном в южном пригороде Кракова, куда был отправлен в середине мая 1942 года после того, как попал в плен во время второй битвы за Харьков, прозванной впоследствии Харьковской катастрофой.

Из концлагеря Рустаму Рашидовичу удалось бежать лишь в июле 1944, когда большую группу заключенных отправляли по железной дороге из Плашова в Освенцим. Во время погрузки заключенных в товарняк он воспользовался темнотой, юркнул под вагон и быстро затерялся среди множества составов, стоявших на станции, уже оттуда ему удалось просочиться в город. Возможно, вскоре его бы отловили, но тут ему повезло во второй раз: он натолкнулся на молодого священника по имени Кароль Войтыла, который помог ему спрятаться в подвале разрушенного дома, а на следующий день принес одежду и еду и подсказал, как связаться с партизанами.

В январе 1945 года, после освобождения Кракова, Рустам Мусин уже воевал в составе 1-го Украинского фронта, но Войтылу не забыл. И в июне 1945 года Рустам написал ему небольшое письмо, в котором поблагодарил за спасение и сообщил, что война закончилась для него в Праге с освобождением города от немецких захватчиков и что в настоящее время его часть расположилось под Дрезденом, куда их перебросили две недели назад.

В 1965 году Рустама Мусина и еще несколько ветераном пригласили в Чехословакию по случаю 20-летия освобождения столицы от немецких захватчиков. В гостинице Рустаму на глаза случайно попался номер газеты, в которой чешская журналистка брала интервью у самого молодого участника Второго Ватиканского Собора викария Краковского архиепископства Кароля Юзефа Войтылы. Лицо священника показалось Рустаму Мусину знакомым, всмотревшись, он с удивлением узнал в нем того самого парня, который двадцать лет назад спас ему жизнь, спрятав в подвале разрушенного здания. Войтыла даже особенно и не изменился, просто сделался взрослее. Все те же ясные светлые глаза и легкая смешинка в уголках губ.

Вернувшись домой, Рустам-абый долгое время находился под впечатлением прочитанного, а потом, безо всякой надежды на результат, написал архиепископу Каролю Войтыле письмо, в котором приглашал его на свадьбу старшей дочери. Ответа на послание он так и не дождался, но неожиданно — примерно через месяц — к нему заглянул молодой человек в строгом черном костюме и, представившись майором госбезопасности, поинтересовался, имеются ли у него родственники и знакомые, проживающие за рубежом. О родственниках Рустам Мусин ничего не знал, но о Войтыле, семинаристе, спасшем его от верной гибели и ставшем викарием Краковского архиепископства, рассказал охотно, ничего не утаив. Записав его непродолжительный рассказ, майор вежливо попрощался и ушел.

Больше Рустам-абый его не встречал.

С тех пор Рустам Мусин старался узнавать о Войтыле каждую новость. В социалистической Польше он входил в число самых популярных священников страны: участвовал во многих международных проектах, имел преданную, безмерно его обожавшую паству. Вскоре Папа Павел VI возвел его в кардиналы-священники, а еще через двенадцать лет Кароль Юзеф Войтыла стал одним из самых молодых понтификов в истории римско-католической церкви и первым папой славянского происхождения под именем Иоанн Павел II.

Однажды, будучи под хмельком, Рустам-абый рассказал односельчанам о своем пленении и о том, как был спасен польским семинаристом, который в настоящее время возглавляет римско-католическую церковь. Услышанное деревенские сочли просто забавной историей, которую не следует воспринимать серьезно. Но с тех самых пор Рустама Мусина начали звать «Итальянцем». Нередко мужики, пребывая в хорошем расположении духа, завидев Рустама-абый, громко кричали через всю улицу:

— Итальянец, как там папа римский поживает? Ты уж передавай ему от нас привет. Может, ты его к нам в деревню пригласишь? Мы всегда рады гостям! Посидим с ним на лавочке, семечки пощелкаем, пирогами угостим…

Не обращая внимание на насмешников, высоко подняв острый подбородок и горделиво распрямив ссутулившуюся спину, Рустам-абый вежливо здоровался с соседями и шел далее, слегка опираясь на суковатую трость.

Согласно заведенному правилу, Рустам-абый просыпался рано. Дел по хозяйству всегда набиралось