Черная рука - Стефан Толти

сообщал, что тот нарушает общественный порядок, и если негодяй не покинет это место, то его арестуют. Когда участник банды «Черной руки» переходил на другую сторону улицы, этот же полицейский снова шел к нему и говорил, что тот нарушил постановление о праздношатании. Не останавливайся, или получишь дубиной. Если у бандита сдавали нервы и он заявлял копу: «Хорошо, тогда арестуй меня», то синий мундир немедленно его задерживал, оформлял протокол и предупреждал окружного прокурора о том, кто этот человек. Поскольку в списке приоритетов окружного прокурора преступления «Черной руки» стояли на первом месте, преступники из Общества привлекались к ответственности по всей строгости закона.

Подразделение, специализировавшееся на Обществе и других схожих бандах, стали называть сначала «Отрядом сильной руки», а потом «Отрядом массажистов» – за их мастерство в использовании полицейских дубинок. «Комиссар Вудс, – отмечала Washington Post, – твердо уверен, что с шантажистами, бомбометателями и уличными стрелками следует обращаться, сняв с крепких рук полицейских белые перчатки и выдав им толстые дубинки»[691]. Что касается законопослушной части населения, то комиссар хотел внедрить научный подход к полицейской работе, наполнив ее изрядной долей милосердия. Но для «Черной руки»? Только «беспощадная война»!

Давление действительно стало безжалостным. Вудс ясно дал понять, что в войне теперь принимают участие все силы Департамента полиции и нью-йоркской системы правосудия. Индивидуальную привычку Петрозино подвергать бандитов «Черной руки» грубому обращению комиссар превратил в вертикально интегрированную стратегию борьбы с Обществом. И эти усилия увенчались успехом. «Результатом унижений, которым постоянно подвергались члены „Черной руки“, – писал Уайт, – стало то, что сотни их „отряхнули прах с ног своих“ и убрались из Нью-Йорка в течение года после назначения Вудса комиссаром полиции».

Все это было, разумеется, абсолютно неконституционно. Но Вудс решил во что бы то ни стало уничтожить Общество в Нью-Йорке раз и навсегда. И он сумел это сделать.

Но почему же, во имя покойного Петрозино и тысяч итальянцев, которые сбежали из Нью-Йорка или увидели, как рухнули их мечты, этого нельзя было сделать много лет назад? Однозначного ответа нет. Мешали предрассудки, мешали деньги. Мешал Таммани-холл. Мешали консерватизм Мак-Эду и слепая напористость Бингема. Мешала непрозрачность итальянской культуры для посторонних. Мешали отвращение и страх перед тем, чего американцы не понимали. Мешала буква «о» на конце фамилии Петрозино. Если бы он был американцем без приставки «итало–»; если бы он был чистокровным янки, как Артур Вудс; если бы он был белым англосаксонским протестантом или выходцем из семьи голубых кровей, то ему, скорее всего, позволили бы разрушить Общество почти так же, как это сделал новый комиссар. Но на дюжину лет раньше.

Упадку Общества способствовал и ряд других факторов: сухой закон, заманивший многих итальянских преступников в прибыльный мир бутлегерства[692]; постепенный распад замкнутых итальянских колоний по мере того, как представители второго поколения переезжали в пригороды; растущая искушенность и американизация этого нового поколения, которая отсекала их от прежних дедовских суеверий; и, наконец, несколько громких дел, возбужденных федеральными прокурорами и рассмотренных в федеральном суде.

Но Вудс и его люди проложили путь первыми. Они развеяли чары, посадив в тюрьмы двести бандитов из «Черной руки» и не только, и изгнав сотни других в глушь Нью-Джерси. Этот «идеальный пример детективной работы»[693], остановивший волну террора в Нью-Йорке, реализовал, по сути, план, который за годы до того вынашивал Петрозино. Этот план был исполнен прекрасно, но что действительно придало проекту Вудса уникальности, так это решимость идти до конца. Вудс не рассматривал преступления «Черной руки» как сугубо итальянскую проблему. Он воспринимал ее как угрозу американскому образу жизни в целом.

* * *

Ослабленное и рассеянное Общество просуществовало еще несколько десятилетий. Оно стало пережитком прошлого, как тиф или танец чарльстон. В 1930-х годах в крошечном Уэллсвилле, штат Огайо, юный Мэтью Монте наблюдал, как группа людей из «Черной руки» целеустремленно двигалась по его кварталу. «Они ходили от дома к дому и стучали в двери, – вспоминал он, – посещая все итальянские семьи по очереди»[694]. Тактика Общества изменилась: теперь его члены предлагали защиту и помощь в погашении долгов. Отец Монте в тот день прогнал их, но они возвращались каждый месяц. Когда в 1953 году депортировали из страны некоего Карлоса Марчелло из Нового Орлеана, его назвали «предполагаемым лидером» «Черной руки». Однако под этим термином на самом деле подразумевалась мафия. «Черная рука» к тому времени превратилась в отголосок старины.

Вито Кашо Ферро – человек, который до сих пор остается наиболее вероятным подозреваемым в убийстве Петрозино, – процветал еще лет пятнадцать. В немилость он впал вовсе не по вине полицейского следователя, а из-за диктатора. Где-то в 1924 году власть в Италии практически полностью перешла к Муссолини, и влияние мафии быстро пошло на убыль. От Кашо Ферро мгновенно отвернулись все политические друзья, и в мае 1925 года он был арестован за убийство двух мужчин, отказавшихся платить ему дань. Кашо Ферро ухитрился внести залог, позволивший оставаться на свободе еще пять лет, однако за это время Муссолини назначил в Сицилии нового префекта – опытного борца с мафией по имени Чезаре Мори, который развязал против тайного общества и его союзников тотальную войну. К 1930 году, когда Кашо Ферро все-таки признали виновным в убийстве и приговорили к девяти годам одиночного тюремного заключения, мафия на Сицилии была практически уничтожена.

Те, кто сидел в мрачной тюрьме Поццуоли в одно время с Кашо Ферро, вспоминали потом, что он часто говорил о детективе из Нью-Йорка. «За всю свою жизнь, – рассказывал он, – я убил только одного человека. Петрозино был отважным врагом и не заслуживал грязной смерти от рук жалкого наемного убийцы»[695]. Это «признание», высказанное в самых уклончивых формулировках, как и любое другое свидетельство, связанное с убийством Петрозино, обсуждалось и осмысливалось десятилетиями. Кашо Ферро никогда не заявлял прямо, что инициировал нападение на Пьяцца Марина, и многим это дает основание утверждать, что им двигало желание приписать себе то, чего он на самом деле не совершал.

Capo больше никогда не увидел свободы. Хотя он просил о помиловании, его задержали в тюрьме и после девяти лет отбытия наказания. Летом 1943 года, когда союзные войска покатились катком по Сицилии с началом операции «Хаски», итальянская оборона в районе тюрьмы рухнула, и власти поспешили эвакуировать обитателей камер до того, как прилетят американские бомбардировщики. Вито Кашо Ферро к тому времени был стар, и великая его слава давно забылась. Каким-то образом, покидая тюрьму в спешке, охранники забыли о пожилом заключенном Кашо Ферро. Брошенный всеми, единственный оставшийся обитатель тюрьмы Поццуоли,