Черная рука - Стефан Толти

информацией. Через несколько недель он заметил странное: одни и те же трое или четверо мужчин постоянно появлялись возле тех мест, где он разговаривал с Лонго. Кавоне пришел к выводу, что Общество поменялось ролями с полицией Нью-Йорка и теперь само следит за отцом жертвы. Он понимал, что если его заметят вместе с Лонго, то это может означать смерть Франческо. Чтобы избежать такого исхода, он ввел новое правило. Вместо того чтобы встречаться с Лонго на улице, Кавоне стал незаметно проникать в жилые дома то одного, то другого из постоянных клиентов Лонго по пути доставки хлеба. Когда Лонго заходил в двери, Кавоне уже ждал его в вестибюле – вне поля зрения тех, кто наблюдал с улицы. Двое мужчин кратко переговаривались, после чего Лонго выходил и продолжал свой путь. Чтобы не рисковать, Кавоне поднимался на самый верх внутренней лестницы здания, открывал чердачное окно и уходил по крышам. Спустя некоторое время он залазил в чердачное окно другого здания. Соглядатаи «Черной руки» не видели, как он спускался по лестнице и выходил из парадной двери многоквартирного дома дальше по кварталу, поэтому его встречи с Лонго оставались тайной.

Стали вырисовываться очертания банды похитителей, однако ее члены явно оставались настороже. Семье Лонго пришло еще три письма, но ни в одном из них не были указаны инструкции для передачи выкупа. Возможно, банда что-то заподозрила. Возможно, в ходе расследования произошла утечка. А время меж тем шло. Наконец Кавоне принял решение спровоцировать Общество на действие. Он велел Лонго сходить к Сирагоссе, рассказать о похищении и спросить, что ему следует делать. По сути, Кавоне решил обратить собственную психологическую стратегию Общества – использование связанного с ними «друга» – против них самих. Если удастся внушить Сирагоссе доверие к Лонго, то он может привести полицию прямо к мальчику. Подумав, Лонго согласился. На следующий день он зашел в магазин Сирагоссы и выложил историю о своем пропавшем сыне, опустив, разумеется, факт обращения в полицию. Сирагосса внимательно выслушал и попытался утешить Лонго. Затем он предложил пекарю обратиться к его другу, который мог бы помочь в беде, – к Макалузо.

Теперь Кавоне точно знал, что похитители совсем рядом. Он разрешил Лонго начать переговоры. Лонго отправился к Макалузо, который заявил, что потрясен известием о преступлении до глубины души, и пообещал выступить посредником. Торг продолжался несколько дней. Лонго называл Макалузо цену, которую он мог бы заплатить, и посредник передавал его предложение похитителям (на самом деле – своим же сообщникам). После этого Макалузо возвращался с более высокой цифрой. Напряжение росло. Кавоне по-прежнему понятия не имел, где держат мальчика. Две стороны пытались переиграть друг от друга.

В конце концов Макалузо пришел к Лонго с окончательным предложением: 700 долларов, и мальчик будет возвращен. Лонго пошел в банк, снял деньги и встретился с Кавоне во время одной из доставок хлеба. Он передал пачку купюр, затем повернулся и вышел через парадную дверь. Кавоне взял деньги, взбежал по лестнице к окну на крышу и спустя несколько минут выскочил через парадную дверь здания дальше по улице. На следующий день процесс прошел в обратном направлении: Кавоне спустился через окно в крыше с пачкой банкнот (теперь тайно помеченных в Департаменте полиции Нью-Йорка) и передал ее Лонго, который спрятал деньги в бумажном пакете из-под хлеба. Приняв наличные, Макалузо сказал Лонго, чтобы тот ждал мальчика в своем магазине в течение следующих нескольких дней.

Кавоне, по сути, перепрограммировал алгоритм Общества, придав ему обратный ход. «Посредник» обычно защищал Общество от разоблачения, выступая в качестве буфера между бандой и жертвой. Однако Вудс и его подчиненные, бросив неограниченные ресурсы на слежку за подозреваемыми, смогли подключиться к коммуникационной системе Общества и ввести в процесс помеченные купюры. Департамент полиции Нью-Йорка направил группы сыщиков для наблюдения за домами всех подозреваемых, список которых расширился до двадцати человек. Следствие уже задокументировало получение выкупа похитителями. Теперь нужно было вернуть мальчика. После этого расставленный капкан захлопнется.

В шесть часов вечера Франческо Лонго вошел в дверь родительского дома и немедленно попал в объятия матери. В течение следующего часа детективы провели обыск домов всех подозреваемых. Все до единого были задержаны, многих выволакивали прямо из постелей и тут же надевали наручники. Как выяснилось, никто даже не заподозрил, что за ними уже долгое время наблюдает полиция Нью-Йорка.

Каждому члену банды были предъявлены обвинения в соответствии с его ролью в преступном сговоре. Винченцо Асена и его жена держали мальчика в своем доме: ему предъявили обвинение, судили, признали виновным и назначили тюремный срок в пятьдесят лет. Паскуале Милоне похитил мальчика с улицы и передал его Асенам: он получил тридцать лет. Макалузо признал вину, и его приговорили к двадцати пяти. Сирагоссу не смогли связать с заговором, и он сбежал, но четверо прочих членов банды были арестованы по обвинениям в других преступлениях «Черной руки».

Длительные сроки тюремного заключения после необычайно масштабного расследования, в котором были задействованы десятки детективов и тысячи человеко-часов, произвели ошеломительный эффект. Стало ясно, что политика невмешательства, которой столько лет придерживался Департамент полиции Нью-Йорка, закончилась. «Для „Черной руки“ это стало громом среди ясного неба, – писал Фрэнк Маршалл Уайт. – Этот случай положил конец похищениям людей в итальянских кварталах Нью-Йорка и стал началом конца преступности „Черной руки“».

Не совсем так. Некоторые элементы Общества сохранились. Но у Вудса был «припрятан в рукаве» еще один тактический прием.

Комиссар быстро внедрил один из методов Петрозино, который на первый взгляд прямо противоречил новой системе реформ. Подчиненные Вудса стали демонстративно следить за известными деятелями «Черной руки» и повсюду «кошмарить» их, останавливая, прижимая к стенам и тщательно допрашивая обо всем подряд, – точно так же, как это делал Итальянский отряд много лет назад. По сути, они занялись целенаправленными притеснениями. «Итальянские преступники-рецидивисты, – писал Уайт, – вдруг обнаружили, что полиция больше не соблюдает то, что они всегда считали своими конституционными правами». Привыкшие расхаживать с важным видом по улицам, наблюдая, как крестятся женщины, неосторожно встретившиеся с ними взглядами, подозреваемые в связях с «Черной рукой» подвергались теперь ежедневным преследованиям, унижениям и оскорблениям достоинства на глазах у местных жителей. Детективы стучали в двери какого-нибудь члена «Общества Черной руки» – часто посреди ночи – и принимались переворачивать помещение вверх дном в поисках украденного имущества. (Как правило, конечно, никакого «украденного имущества» не существовало.) Если мужчины начинали протестовать, их били по щекам. Если бандит «Черной руки» выходил из дома с целью прогуляться, то к нему часто подходил полицейский в синем мундире и