Черная рука - Стефан Толти

которые подменяли собой закон. В Нью-Йорке имелись кварталы, считавшиеся запретными для законопослушных граждан и даже полицейских. В районе возле Ист-Ривер от 96-й улицы и выше (известном как район трамвайного парка) можно было заметить висевшую на черном фонарном столбе табличку: «ВНИМАНИЕ: КОПАМ НЕ ВХОДИТЬ. Отныне и впредь никакие полицейские не будут допущены в этот квартал. Приказ банды Трамвайного парка»[683]. Полицейские, которые игнорировали предупреждение, регулярно подвергались нападениям и избиениям. Бандиты, казалось, окончательно утратили страх перед людьми в полицейской форме. «В Нью-Йорке убийство обходится дешевле, чем в самых диких уголках Аризоны»[684], – сообщала газета World.

А ведь оставалась еще и «Черная рука».

Общество продолжало убивать, калечить, взрывать и вымогать деньги со своих жертв в Нью-Йорке, да и по всей стране. После Петрозино нападению подверглись и другие копы. Детектива Габриэле Лонгобарди, известного как «Петрозино из Чикаго», едва не убили всего через несколько месяцев после расстрела его коллеги. Позже было совершено покушение на жизнь Джона Д’Антонио, главы итальянских детективов в Новом Орлеане. За три года до этого в Канзас-Сити полицейский по имени Джозеф Раймо, сидя в салуне, услышал, как кто-то из итальянцев, беседовавших за соседним столиком, произнес вслух имя убийцы Паулины Пизано, владелицы продуктового магазина, застреленной из дробовика в декабре 1910 года после угроз «Черной руки». Когда прозвучало имя стрелка, один из членов банды поднял глаза и понял, что Раймо их услышал. Полицейский сильно занервничал. «Теперь я знаю, кто убил Паулину Пизано, – сказал он другу. – И они знают, что я это знаю. Когда-нибудь до меня доберутся». Несколько недель спустя Раймо возвращался домой после игры в карты в ближайшем баре, как вдруг перед ним остановился мужчина с дробовиком. Раздались два громких выстрела, и Раймо упал на землю замертво. На похоронах его жена – мать их четверых детей – упала на гроб с криками: «Mio compagno! Mio carissimo compagno!» («Спутник моей жизни! Дорогой мой мужчина!») Позже ее поместили в психиатрическую лечебницу, поскольку она помешалась от горя[685].

«Черная рука» даже произвела своего рода институциональные изменения в криминальной культуре. Многие манхэттенские банды, включая те, которыми руководили еврейские или ирландские боссы, переняли методы Общества. Вымогательство стало бичом городского малого бизнеса. Владелец небольшого предприятия «стал их [бандитов] излюбленной добычей, поскольку они могли так затерроризировать его, что он даже не рисковал обращаться в полицию, – сообщает Herald. – Бандиты приходили к нему и требовали еженедельной дани на их содержание, иначе они убивали его лошадей, избивали фургонщиков, а в некоторых случаях… угрожали убийством»[686]. Банда Угашенного Бенни[687] доминировала в Нижнем Ист-Сайде. «Кастеты Гудзона» управляли Вест-Сайдом и пирсами. В итальянских кварталах ниже 14-й улицы «рулили» банда Джека Сирокко[688] и «Возбудители цыпочек». Некоторые из этих преступных сообществ являлись прямыми потомками печально известных группировок Пяти углов. Но другие следовали шаблону, впервые предложенному Обществом.

Да и то, что можно назвать классической «Черной рукой», по-прежнему терроризировало город. В период с 1909 по 1914 год были убиты пятеро похищенных детей. В Нижнем Манхэттене, как и раньше, регулярно взрывались бомбы и похищались люди. Однако внимание общественности привлекали теперь совсем другие истории. «[Общество] совершило столько кровавых злодеяний в Нью-Йорке и по всей стране, – писал Фрэнк Маршалл Уайт, продолжавший заниматься этой темой, – что рассказы об их преступлениях почти перестали интересовать газеты и уж тем более ужасать рядового гражданина»[689]. Как и предвидели некоторые официальные лица, «Черная рука» сделалась постоянным фоном жизни в ряде крупных городов, включая Нью-Йорк. Артур Вудс возглавил полицию в городе, который уже в значительной степени капитулировал перед Обществом.

В том, что касалось большинства преступлений, Вудс проповедовал евангельское сострадание. Но когда дело доходило до «Черной руки», он черпал вдохновение из совсем другого молитвенника, к которому в немалой степени приложил руку Джозеф Петрозино. Начало случаю, который может служить примером подхода Вудса к Обществу, было положено в среду, 13 мая 1915 года.

В тот обычный будний день в квартире над семейной пекарней на Бликер-стрит, что недалеко от Вашингтон-сквер, миссис Лонго ждала возвращения сына Франческо из государственной школы № 3[690]. Ее «умный и симпатичный» шестилетний ребенок ушел утром на уроки с пятицентовиком в кармане, чтобы потратить его в обед на сэндвич. Обычно в три часа дня он неторопливо входил в парадную дверь, но только не в этот раз. Более того, мальчик не вернулся ни в четыре, ни в пять часов. Миссис Лонго стала беспокоиться. Ее муж, «большой мускулистый мужчина», сказал ей, чтобы она не волновалась, что сын наверняка где-то заигрался и уже скоро вернется домой. Отец мальчика, профессиональный пекарь, которого тоже звали Франческо, по натуре был воинственным. Один писатель сказал, что выражение его лица было настолько суровым, что девиз Шотландии «Nemo me impune lacessit» (что означает «Никто не тронет меня безнаказанно») можно было вытатуировать у него на лбу. Неудивительно, что «Черная рука» никогда ему не угрожала.

Но за два года до описываемого случая Общество похитило четырехлетнего племянника Лонго. Франческо призвал отца мальчика, Фелиппо ди Фиоре, сообщить о преступлении в полицию и стал громко спорить с ним, когда ди Фиоре наотрез отказался. Лонго подозревал, что его шурин заплатил за сына выкуп, и по обыкновению «Черной руки» это означало, что теперь опасности могут подвергнуться и родственники жертвы. Ди Фиоре так и не рассказал, что произошло на самом деле, и не назвал своему шурину имен людей, причастных к преступлению, хотя хорошо их знал.

Когда начали сгущаться сумерки, миссис Лонго вышла из дома и принялась стучаться в двери одноклассников Франческо. «Возвращался ли Франческо домой вместе с вами?» – задавала она один и тот же вопрос. Мальчики и девочки качали головами. Когда они видели его в последний раз? Все дети вспомнили, что видели Франческо на утренних уроках, но никто не мог сказать с уверенностью, что пересекался с ним после обеденного перерыва. Миссис Лонго поблагодарила детей, после чего помчалась в школу и поймала там уборщика, еще не успевшего уйти домой. Он ничего не знал. С наступлением сумерек она стала обходить дома учителей Франческо. Никто не мог припомнить, чтобы видел мальчика после полудня. Покинув дом последней учительницы, миссис Лонго побрела домой, в то время как «ее губы непрерывно шевелились в безмолвной молитве к Санта-Лючии», святой покровительнице маленьких детей.

Как большинство из них, Франческо любил игрушки и конфеты, поэтому по дороге от школы к своему дому на Бликер-стрит миссис Лонго заходила в каждый маленький магазинчик по пути