Скверное место. Время московское - Вадим Тихомиров

Большаков оценивающе осмотрел щуплого Черепанова и кивнул:

– Вроде как габариты позволяют. А у тебя опыт высотных работ имеется? Четвертый этаж все-таки!

– Да какое это имеет значение? Там от одного окна до другого всего метра три или четыре, ну подстрахуют меня твои ребята, подержат на веревках. Может, там и делать ничего не придется. Может, он и форточку блокирует, когда уходит. От «железного Феликса» можно ожидать все что угодно, хитер, паскуда!

* * *

Действовать решили этой же ночью, благо весь день моросил дождь, а низкие рваные облака так плотно загородили небо, что было непонятно, светила за ними луна или нет. Заранее договорились с городской администрацией об обесточивании уличных фонарей на всех ближайших от здания УВД улицах. Большаков помогал Черепанову, мало напоминавшему скалолаза, выбраться на карниз, еще двое бойцов СОБРа стояли на крыше с альпинистской веревкой в руках. От них теперь и зависела жизнь Алексея.

– Леша, ты давай не спеши, – негромко напутствовал товарища Андрей. – По шажочку!

– А ты думаешь, я бегом побегу? – отвечал с карниза Черепанов. – Да у меня поджилки трясутся от страха.

– Ты только скажи, и мы все отменим!

– Нет уж, работаем!

Работал он долго. Четыре метра прошел минут за десять, постоянно останавливаясь и борясь с накатывающим на него страхом высоты. Поравнявшись с окном кабинета Меркушова, он отдышался, включил налобный фонарик и знаками попросил подтянуть его повыше, чтобы можно было визуально определить, в каком положении находится форточка.

– Ну чего там, Леша?

– Не гони, смотрю…

Уличная форточка была плотно прижата к мощной оконной раме, но как только Черепанов нажал на нее ладонью, она сразу сдвинулась на пару сантиметров. Радоваться было рано, она могла упереться в другую форточку, внутреннюю, и, если та закрыта на шпингалет, тогда операцию можно сразу сворачивать. Болтающийся на веревке начальник отдела оперативно-технических мероприятий перекрестился, громко выдохнул и надавил на стекло.

– Пошла, милая! – обрадованно воскликнул Алексей. – Открыта!

Большаков на радостях сразу закурил. Он знал, что теперь дело за малым. Черепанов должен влезть внутрь, осторожно проверить кабинет на наличие меток и установить и видео-, и радиозакладки, чтобы хозяин кабинета не смог их обнаружить.

И вот тут пришлось опять ждать. Долго ждать. Черепанов застрял. Если голова его уже была внутри, то плечи никак не хотели протискиваться в узкое отверстие. Хоть и тренировался он днем, пролезая в сколоченный из деревянных брусков прямоугольник, по размерам как будто совпадающий со всеми форточками здания УВД, но что-то он не просчитал. А что именно, Алексей уже понял, когда беспомощно завис метрах в пятнадцати от земли. Ему не во что было упереться. Ноги, так хорошо помогавшие ему днем, теперь просто болтались в воздухе. И позвать на помощь было сложно, потому как стены между кабинетами были сделаны еще с советским знаком качества и не предполагали проникновения посторонних звуков, потому как особо ценные из них могли содержать и служебную, и государственную тайну. Нет, рано или поздно Большаков его услышит, вскроет кабинет Меркушова, но тогда это будет полный форс-мажор, и доводить до этого было нельзя, поэтому Алексей продолжал извиваться, яко змей в ловушке. И если бы кто-то проходил внизу, то изумленному взору предстала бы странная, просто фантастическая по бессмысленности картина. Полчеловека торчало из окна четвертого этажа Управления внутренних дел и отчаянно дергало ногами.

– Может, ему пинка сзади дать? – спросил с крыши Лева Милицин, еле сдерживая смех. – А что, я готов.

– Отставить трепаться! Готов он… Ты готов, зато я не готов слушать твою глупость, – приказал Большаков. – Ждем.

И, когда Черепанов окончательно потерял надежду протиснуться внутрь кабинета, ему представились утро завтрашнего дня и огорченное лицо Большакова.

«Ну да, – подумал он, тяжело дыша. – Завтра Андрюха будет разочарованным, а послезавтра начнет надо мной ржать и остаток дней будет припоминать, что я как сосиска болтался в форточке».

Тут и случилось чудо. Самолюбие ли подтолкнуло его вперед, или плечи как-то сами нашли правильное положение, но не прошло и тридцати секунд, как он с грохотом повалился сначала на подоконник, а потом и на пол. Следующие минут пять он даже не шевелился, лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к ноющим мышцам. Лишь успокоив бешено стучащее сердце, он отцепил от себя спасательный пояс, встал и начал исследовать кабинет. На ящиках стола, на сейфе, на шкафах он нашел волоски. Везде, кроме окна.

«Странный этот Меркушов, – размышлял Черепанов, высвечивая каждый сантиметр кабинета и набрасывая в блокноте схему расположения меток. – Столько лет в милиции, а в милицию не верит. Весь из себя такой осторожный, а просчитать, что в кабинет можно попасть с улицы, не смог. Ну и какой он после этого Феликс, да еще железный? Дровосек он железный, дятел безмозглый, а не Феликс Эдмундович!»

Следующие два часа Черепанов маскировал записывающую аппаратуру, которую вместе с инструментом спустили с крыши собровцы. Микрофоны для качественной звукозаписи он спрятал в розетках, миниатюрную видеокамеру – в люстре. С этим пришлось повозиться. Ее нужно было установить таким образом, чтобы в кадре были все возможные действующие лица и обязательно сейф, где могла лежать доля Меркушова.

Тщательно, до пылинки, убрав следы своей деятельности, Черепанов опять проверил метки. Одна из них отсутствовала, то ли воздухом из окна ее сорвало, то ли он задел, когда работал. Вот это было действительно плохо. Им только не хватало, чтобы, придя утром на работу, начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями стал бы нервничать, уничтожать следы, рвать привычные ему контакты и потом уйти в несознанку. А что ему предъявишь после этого? Чаплыгин и Карташов, выгораживая начальника, все могут взять на себя, и он останется чистеньким. Еще и невинно оскорбленным прикинется.

На то, чтобы найти этот чертов волосок, ушло целых десять минут. С толстым увеличительным стеклом в руках Черепанов исследовал пол перед шкафом, и когда свет фонарика отразил снизу что-то исключительно тонкое, невесомое и практически незаметное, от сердца отлегло. Пинцетом, как величайшую драгоценность, Алексей поднял волосок и прикрепил его на двери в том самом положении, которое было зафиксировано на рисунке в блокноте.

Вылезал он тоже долго. Инструмент уже давно был поднят на крышу, а он, проклиная все на свете, все еще впихивался в форточку. Наконец он выполз сам и с помощью каких-то проволочек, крючков и веревок вернул в первоначальное положение и первую форточку, и вторую.

– Герой! – радостно хлопал его по плечу Андрей, когда тот без сил рухнул в его объятия.

– Воды! – только и попросил Черепанов.

Всосав в себя не