Скверное место. Время московское - Вадим Тихомиров

с организованной преступностью они, капитаны милиции, оказались самыми молодыми. Народ вокруг считал себя дедами. Да и как могло быть иначе, если многим сотрудникам было под пятьдесят, числились они старшими операми, а на погонах носили или одну, или две большие звездочки. И вот повадились эти майоры да подполковники выходить в коридор и кричать во всю глотку:

– Эй, молодые, Большаков и Зайцев, ну-ка быстро ко мне!

Зачем кричали? Да когда как, но чаще заставляли сгонять в магазин за водкой. Два раза это проскочило, третьего «молодые» решили не ждать. Сначала зажали в кабинете самого горластого. Дверь закрыли поплотнее, подошли к нему поближе и предупредили, вроде как шутливо:

– Андреич, ну ты как-то себя уйми. Ты хоть и подполковник, но и мы капитаны, чего ты на нас, как на псов, орешь? Чего у нас тут, армия? Прекращай на нас гавкать, а если не угомонишься, мы тебе рожу набьем… и кулаками бить не будем. Уголовным кодексом долбанем пару раз по башке, и тебе этого хватит.

Сначала одного поставили на место, потом другого. Само собой, мужики вначале обиделись, но хамить прекратили. Последним в череде воспитательных мероприятий оказался заместитель начальника управления Маскин, мужик странноватый, демонстративно сторонившийся женщин, отчего его все считали ярким представителем нетрадиционной сексуальной ориентации. Тот и вовсе вел себя как барин. Открывал дверь их кабинета только для того, чтобы сообщить:

– Эй, быстро ставьте чайник и печенюшек каких-нибудь сообразите! Я через десять минут приду. – И норовил похлопать, вроде бы как в шутку, то Зайцева, то Большакова по пятой точке.

Странная его привычка доводила парней до тихого бешенства. Дошло до того, что в отделе стали похихикивать над такой нежностью старшего по званию к двум капитанам. И когда тот в очередной раз пришел к ним на халяву попить чайку, они его спросили, вроде как между прочим:

– Геннадий Максимович, мы с вами как сейчас разговариваем, как начальник с подчиненными или по-товарищески?

– По-товарищески. – Маскин уже забрасывал четвертую ложку сахарного песку себе в кружку и оттого пребывал в благостном настроении. – По-братски. Как друзья, на «ты».

– Хорошо. Геннадий Максимович, вот мы тебе на «ты» и говорим. Еще раз похлопаешь кого-то из нас по жопе, мы сделаем так, что телесных повреждений у тебя не будет, но своим хреном ты никогда уже не воспользуешься.

И для пущей убедительности Большаков наступил сидящему на стуле непрошеному гостю ботинком на причинное место. Взвыл подполковник от такого болезненного приемчика, встать попытался, да встать не смог, слишком крепко его припечатали. Чаепитие не состоялось. Маскин выскочил как ошпаренный и с тех пор перестал заходить к ним в кабинет, не забывая по выходным отправлять Большакова и Зайцева на всевозможные задания. Правда, делал это теперь предельно вежливо, называя их только по имени-отчеству.

А однажды им и вовсе пришлось вступиться не за себя, а за честь своего коллеги, майора Лосева, у которого, судя по всему, наставником был когда-то совсем не Кириллов. Телосложение Лосев имел чрезвычайно хрупкое, рост ниже среднего и по совокупности внешних данных на сотрудника Шестого отдела походил мало. Его проще было принять за инженера какого-нибудь конструкторского бюро, в котором очень низенькие потолки, чем за мента, и уж тем более опера.

Однажды тот пришел на работу в УВД с большим синяком под глазом и на все вопросы, кто ему так ярко подсветил физиономию, отвечал или чрезвычайно уклончиво, мол, происшествие это к службе не имеет никакого отношения, или все превращал в шутку, уверяя, что вид его нетоварный – результат неудачного падения по дороге домой.

Только когда Зайцев и Большаков его плотно прижали к стенке и потребовали рассказать честно, что произошло на самом деле, он раскололся. Выяснилось, что накануне вечером он заехал в общежитие Политехнического института к своего младшему брату, студенту. Совершенно случайно очутился на каком-то празднике, где было много девчонок и непонятно как попавший туда парень из группировки Финна с погонялом Барсук. Это лишь поначалу все шло чинно и благородно, а как поднабрались водочки, то смелость на всех накатила нешуточная. А уж как баб начали делить, то и драка вспыхнула, в которой Барсук и Лосеву в глаз зарядил, да и брата его без «подарка» не оставил: одним ударом кулака сломал тому нос.

– А ты ему сказал, что ты из Шестого отдела?

– Сказал.

– А он?

– А он кричит, что ему по хрен наш Шестой отдел.

– И чего ты собираешься дальше делать?

– Ничего.

– Здрасьте! Знаем мы этого Барсука. – Большакову такой расклад был не по нутру. – Барсуков его фамилия. Завтра он расскажет братве, что сотруднику Шестого отдела рыло набил. Да нас же после этого не то что уважать, нас никто бояться не будет! Дружище, у тебя два пути. Ты можешь и дальше ходить с синяком под глазом и притворяться, что ничего не произошло, но только больше мы тебе помогать в работе не будем.

– Или?

– Или ты должен восстановить честь советского милиционера.

– Ну а чего делать? Я с этим никогда не сталкивался.

– Что делать, что делать… Давай мы его привезем сюда в кабинет, а ты уже сам с ним поговоришь. Проведешь, так сказать, профилактику.

Вздохнул Лосев тяжело, но согласился, потому как понимал, что деваться ему уже некуда, и становиться изгоем в отделе и посмешищем среди жуликов ему ой как не хотелось.

– Ну ладно, давайте, везите.

Вечером того же дня Большаков с Зайцевым отправились на розыски Барсука и нашли того беззаботно гуляющим в ресторане загородного мотеля. С сигаретой в зубах, пьяненький и беззаботный, он стоял на ступеньках гостиницы и что-то весело рассказывал хохочущей от каждого его слова девице в чрезвычайно короткой юбочке. Валера, не вылезая из машины, поманил его пальцем:

– Барсуков, хорош молоть языком, сюда иди. С нами поедешь.

– А чего не так, начальник?

– Мы тебе потом объясним.

Двери кабинетов Управления внутренних дел уже несколько часов как были закрыты и опечатаны, и только неяркое освещение нескольких ламп вдоль стен еще как-то придавало длинным коридорам обитаемый вид. Если где-то и оставалась движуха, так это в дежурной части УВД, а все, что было выше первого этажа, затаилось до следующего утра. Поднявшись на третий этаж, они направились прямо в кабинет к Лосеву, который, уже набычившись, сидел за своим столом.

– Ну, что, Барсук, узнаешь этого человека? – спросил Зайцев, сбрасывая с плеч куртку. – Твоя работа?

– Моя.

Доставленный хоть и не ожидал увидеть здесь вчерашнего противника, но виду не показал, оставаясь внешне спокойным и безразличным к