Занавес памяти - Татьяна Юрьевна Степанова

свет, подошла к окну опустить рулонную штору. В салоне «Гелендвагена» темно, Симура уснул на заднем сиденье. В салоне блистановской «старушки» мерцал огонек. Полосатик, приладив полицейский фонарик над зеркалом, корпел над ноутбуком.

– С чат-ботом ИИ советуется, что делать? И кто виноват? – сообщила мужу Катя, зорко вглядываясь в ночь.

Гектор засмеялся и сразу стал снова серьезным:

– Иди ко мне.

Она легла рядом, положила голову ему на грудь. Он обнял ее обеими руками.

– Помнишь, Евдоха сказала: Елисеев Аксинью в постели едва не задушил, – произнес он хрипло. – И Раиса Фабрикантша тоже упоминала про склонности своего бывшего.

– Гек… – Катя приподнялась, заглядывая ему в глаза.

– Что?

– Я знаю, о чем ты думаешь. Это никакого отношения к нам не имеет.

– У безымянной покойницы сломана подъязычная кость и шея свернута.

– Пусть так. Но я жива. Я с тобой. Здесь. Да, рефлекс был твой, в прошлом служивший тебе защитой, но ты меня от него уберег. Не поранил. Не задушил. Остановился. Даже сравнивать нельзя наше с тобой и это, между прочим, еще даже не проясненное, а весьма смутное, из области догадок. С нашим мы справимся, с худшим справлялись вместе. Ты вон какой у меня мощный, смелый, умный, но… совершенно безбашенный. Гектор Троянский. И потом, твоя тибетская печать… Сила!

Гектор улыбнулся печально, перебирая пальцами ее волосы.

– А если Ишхан не поедет приканчивать фермера? – спросила Катя, переключая его мысли. – У нас есть план?

– Его лавка в восемь открывается, встает он рано, к половине шестого нагрянем к нему в логово. Трекер нас приведет. Если зависнет до утра у Тиграши, двинем прямо к ним. Ишхан не просто свидетель. Он участник событий, пока неизвестных нам. Факт – кровь на сорняках у калитки, виденная Улитой. Другой факт – одежда нашего подопечного тоже была в крови. По группе схожей с отцовской, а вдруг нет? ДНК ведь не смогли определить. Третий факт – Ишхана пацаном исполосовали не в Карабахе, а здесь. Причем произошло нападение в короткий период времени. Восьмибратов утром видел его на дороге целым-невредимым. А через два или три дня после обнаружения тела Елисеева и явления алкашам Серафима Ишхан сидел в машине родича уже с забинтованным лицом. Все вместе наводит на конкретный вывод. Парень сегодня в магазине уперся. Он ключ ко многим загадкам в деле, и одновременно он же – гордиев узел. Я его предчувствовал, помнишь? Но я гордиев узел… распутаю.

– Как, Гек?

– Вот так. – Он страстно поцеловал Катю.

Сигнал…

Но они все равно не смогли оторваться друг от друга, целуясь. И лишь спустя некоторое время глянули вместе на экран.

– Не на ферму он направляется, – шепнул Гектор. – В сторону Выселок.

– К Евдокии Ежовой в гости? – Катя следила за пульсирующей красной точкой, ползущей по карте.

– Выселки – здешний пригород, дома по деревенскому обычаю шеренгой вдоль тракта. А дальше через поле я видел старую котельную и за ней стройку, когда мы Стукачку навещали.

Катя втайне посетовала: она вообще не помнила окрестности Выселок, дом Евдохи и тот бы уже не нашла! А Гектор всю местность разом оценил и запомнил.

– Остановился. – Гектор вновь сверился с картой. – Если Выселки – окраина Кукуева, то он сейчас на окраине окраины.

Они еще немного подождали, следя за трекером. Но алый маркер замер.

– Дома у себя Ишхан. На рассвете его выдернем. А сейчас ты спи. – Гектор не выпускал Катю из кольца своих рук. – Я подежурю.

Катя уплывала в сон: она вновь безмерно устала. День незабываемый, сложный, насыщенный парадоксами, тайнами…

В наполовину закрытое рулонной шторой окно сочились с Оки серые утренние сумерки вместе с осенним туманом.

Катя открыла глаза.

– Пора, – шепнул ей Гектор. Он не спал.

– Гордиев узел не распутывают, разрубают, – заметила Катя, быстро одеваясь. – А ты…

– По обстановке. – Он усмехнулся. – Я – парней будить. Кофе выпьем в пути.

И он успел все: скомандовать мирно сопевшим, видевшим сорок пятые сны Симуре и Полосатику: «Подъем!» – и заварить растворимый кофе в большой термос. Катя, суетясь, лишь бумажные стаканы с собой прихватила.

– А мне мать вчера поздно позвонила, – похвалился Полосатик-Блистанов, прихлебывая черный кофе, когда они ехали к Выселкам. – Озаботилась: куда я пропал?

– Я ее вчера попросил тебе звякнуть, чтобы ты не бесился, – вставил сидевший рядом с ним на заднем сиденье Серафим.

Полосатик-Блистанов поперхнулся кофе.

– Я ей: «Мама, скоро ты прилипалу прогонишь взашей?» – уже совершенно иным тоном выдал он.

– И ее ответ? Мне интересно, – усмехнулся Симура, ладонью откидывая вьющиеся темные волосы со лба.

– А мать мне: «Не лезь в мою личную жизнь, сын. После тридцати пяти лет выслуги и каторжной работы я имею право на простое женское счастье». – Арсений и хотел бы соврать, да не смог: передал диалог с матерью буквально. Повернулся к Серафиму: – Ты, очковтиратель, вроде у тебя ложные глюки пиявками к мозгам присосались, да? Конфабуляция… Я все про нее вчера погуглил в Сети! Не твой случай. Катя, к моему великому сожалению, вы ошиблись в оценках. Он просто нам заливает, разводит нас бессовестно! Ты все помнишь, Серафимчик. Ты пацаном таскался в чайную. Зачем? И с отцом в супермаркет. Бубнил про зал торговый и тележку, кондиционер… Какое место было раньше, а? Чайная или магазин? Магазин или чайная? Ариадну Счастливцеву папик твой оставил на стоянке тогда. И она жива. А мертвая девица откуда взялась? Ариадна контачила с покойницей? Не пялься на меня тупо! Отвечай!

– Что такое конфабуляция? – растерянно спросил Серафим.

Катя и Гектор переглянулись.

– Это, самурай, словно в «Гамлете»: «Я безумен только при норд-норд-весте». А когда южный бриз, ты отличаешь сокола от цапли, – спокойно, сочувственно пояснил Гектор. – Выселки. Трекер к котельной через поле ведет. Где-то есть проселок, тропа туда. Ишхан ведь на тачке катается.

И точно: через пару минут они увидели съезд на проселок, вившийся лентой в еще не убранных полях кормовой свеклы, раскисший от дождей. Гектор круто свернул, прибавил скорость – фонтан грязи из-под колес «Гелендвагена»!

– Я его в магазине рассмотрел, – продолжил Гектор задумчиво. – Шрам на щеке у него не от ножа вроде. Не похож. А на ладони – точно не ножевой, рваный. Он рукой хватался за что-то, защищаясь.

Катя вспомнила протокол осмотра места убийства.

– Битое стекло от водочных бутылок… и много! Во дворе дома ведьмы полиция тогда обнаружила и в протоколе это отразила. Гек, мы читали про осколки.

– Тогда очень крупный осколок. Например… отбитое горлышко от бутылки. Порой оно страшнее финки, – произнес Гектор.

Миновали мрачную старую котельную. Пустой барак для