Железный гомункул - Павел Александрович Шушканов

взялся за бумагу и начал торопливо набрасывать строчки алгоритмов. Керц внимательно следил за моими действиями, не прерывая и не мешая, только изредка протирал толстые стекла очков. Думаю, вмешайся он в мои объяснения, я перебил бы его и продолжил. Но он молча расписался в моей карточке и поблагодарив за хороший ответ выпроводил из кабинета.

Мне было радостно, но почему-то не оттого, что я наконец перешел на старший курс и мог теперь выбрать специальность – то, о чем я отчаянно мечтал последние месяцы. Мне следовало немедленно найти Анну и крепко обнять, поблагодарив за поддержку, но перед этим зайти в кондитерскую лавку и купить лавандовых эклеров на оставшиеся деньги. Затем написать письмо матери, но адресованное не ее глазам и ушам, а отцовским. Я не был бы свидетелем того, как разочарование мной сменяется в седой голове угрызениями совести за недостаток веры в мои возможности. Но почему-то я не сделал ни одного ни другого, а причина моей радости крылась в возможность продолжать вычисления до конца дня, не отвлекаясь больше на такую ерунду, как глупые беседы и экзамены.

И все же Анну я встретил. Ее жакет медно-золотого цвета сверкал, как осенний день. Она собиралась в город отправить письма и попить анисового чая на набережной и звала меня с собой, но я отказался. Уклончиво ответил, что с экзаменом все хорошо, но подготовка слишком вымотала меня и остаток дня я собираюсь спать. Она пожала плечами и коснулась моего виска.

– У тебя тут… Ты поранился?

– Пустяки, – я поправил волосы. Висок и правда зудел. Вероятно одно из тех мерзких насекомых, что пробираются в корпуса общежития во время дождя. Торопливо попрощавшись с Анной, я заспешил в свою комнату, ощущая ее растерянный взгляд на себе. Но все тревоги по этому поводу исчезли, как только я закрыл за собой дверь.

***

Он дурак. Старый безмозглый шарж на учителя, притворяющийся сведущим в своем предмете. Не видеть легкость и красоту двоичной системы и считать ее игрушкой глупых романтиков, не знакомых с серьезной механической инженерией мог только человек подобный Керцу.

Я скомкал исписанные листы и начал заново. За моей спиной потрескивал на маленькой конфорке чайник, перекликаясь с ожившим радио. Погруженные в колбу провода покрылись серебристой липкой субстанцией, незримо ползущей теперь вверх к развинченному корпусу приемника. Я работал как одержимый, но краем глаза всегда видел колбу с серебристой жидкостью. Иногда мне казалось, что тонкие, похожие на струны отростки выползают из узкой горловины и шевелятся над ней, переплетаясь, изгибаясь и снова опускаясь в колбу. Но мне не было до этого никакого дела. Сидящий напротив меня за столом Маран следил за моей работой и молчаливо кивал. От язв и нарывов на его голове остались лишь бледные рубцы. Я вытащил из-под его руки чистый лист – один из последних оставшихся у меня, и расчертил его неровной таблицей. В правой части оставил место для выводов, которые незамедлительно начал набрасывать мелкими буквами, сбиваясь с ланга на родную письменность, но Маран остановил меня жестом и приложил ладонь к своей щеке, призывая немного отдохнуть.

Это было неплохой идеей. Я закрыл глаза и открыл их в другом месте. Странное черное небо было повсюду, и на нем горели немерцающие звезды. Я сидел на странном утесе, а острые скалы из грязного льда поднимались надо мной ввысь. Под ногами блестело изрытое трещинами и кратерами рыхлое снежное плато. Я чувствовал чье-то присутствие совсем рядом, повернул голову и обнаружил странного медного человечка, стоящего неподалеку от меня и опирающегося суставчатой рукой на скалы. На его полированном лице был прорезан рот, а маленькие глаза казались очень быстрыми и живыми. Мир оказался совсем маленьким, окруженным бездонным холодным пространством. Я видел белую дугу, изгибающуюся невесомой призрачной аркой в черном небе и растворяющуюся среди звезд.

– Мы на комете, – сказал металлический человек. – Но это не единственный способ перемещаться между мирами.

– Химические ракеты, – сказал я бесшумно, заметив, что даже не дышу.

– Нет. Это только деревянные крылья против настоящего полета птиц. Свободного полета, не связанного ничем кроме собственной воли. Вы копошитесь на островках среди бывших льдов Европы – луны Юпитера, растопленной мантией раздувшегося солнца. Ваши предки тысячи лет назад были богами со сгоревшей в той же мантии солнца Земли, всемогущими и достаточно разумными чтобы уметь приносить любые жертвы ради мечты.

– Земли больше нет.

– И нескольких других планет. Но есть тропический Марс и десятки других миров. Есть ледяные моллюски в недрах Весты и горячие утесы ставшей планетой Луны. Хочешь увидеть все это? Ты можешь увидеть все это!

Далекий стук прервал нашу беседу, мы обернулись в сторону отвесной скалы и увидели дверь.

Я проснулся.

Стук в дверь повторился, уже настойчивее. Торопливо набросив на конструкцию из проводов и серебристую колбу, покрывало, я отправился открывать.

Анна бросилась ко мне и обвила руками шею, едва я приоткрыл дверь. Ее руки были неприятно теплыми. Я мягко отстранил ее от себя и взглянул в обеспокоенные глаза. Заверил, что все хорошо, и пригласил в комнату.

– Мне нужно показать тебе кое-что, – сказал я в ответ на ее тревожные вопросы. Анна некоторое время смотрела на заполненную существом колбу, слегка отшатнулась, когда тонкий усик появился над горловиной и снова исчез, и вопросительно уставилась на меня.

Я говорил и успокаивал ее, и убеждал, что разум в стеклянной колбе вовсе не опасен, даже напротив. Анна попыталась схватить сосуд, но я не позволил и оттеснил ее в заваленный книгами угол комнаты.

– Он – порождение богов, древних богов, которые были нашими предками, и я не позволю тебе навредить ему. Он куда ценнее чем ты, и даже я. Он рассказал мне о вещах, которые не так просто постичь, потому что мы забыли многое, утратили древние знания. Вот эти программы видишь? – я схватил со стола исписанные листы. – Это гениально сейчас, но ничто по сравнению с настоящим знанием. Двоичный код… Я много думал о нем. Он недостаточно эффективен при использовании механических цепей. Нужны электрические, работающие быстрее, чем мы можем представить. Но и этого мало. Представь, что есть не два числа в форме нуля и единицы, а третье, невозможное, сочетающее в себе их оба – вероятность. Насколько ускорятся процессы, ты только представь!

Анна смотрела на меня испуганными глазами. Я заметил, что она косится на дверь. Но отпустить ее я не мог, не сейчас, когда я еще не готов…

– Анна, – Я взял ее за плечи. – Беда