Призрак Сомерсет-Парка - Б. Р. Майерс

сумели бы добиться при жизни. Мы никогда не состаримся. Мы останемся прекрасными навек. Известный художник напишет твой портрет, и его повесят рядом с моим в галерее Сомерсета. Вообрази, каково это! Мы всегда будем жить в замке. Словно сестры.

Одра взяла мои дрожащие руки в свои.

– Призраки Сомерсета – это девушки, такие же, как ты и я, и они не уступят, пока не заберут свое. Они хотят, чтобы мы присоединились к ним в посмертии. Вот что я напоследок совершу из любви к моему дому. Сегодня мы станем частью истории Сомерсета.

И в тот же миг остатки моих сил исчезли. Разве, услышав пророчество гадалки, я не смирилась с тем, что это моя судьба? Мое наказание за смерть maman, за то, что я не понимала, на какие жертвы она идет ради нас, что не сознавала – без нее я ничего не значу.

Неестественное спокойствие овладело мной.

Я не заслуживаю второго шанса. Рок все время подталкивал меня к морю, несмотря на избранный мною путь. Гарет ошибался. Нельзя подчинить судьбу своему выбору. Моя участь была незыблема и никогда не привела бы меня в Париж, к смеху родных, к прогулкам на лошади. Она всегда оканчивалась здесь.

– Все хорошо, дорогая? – спросила Одра. – Давай вместе.

В знак поражения я склонила голову.

Я смотрела, как Одра ныряет в воду, спутанные белокурые волосы погружаются следом. А потом она схватилась за мои цепи, увлекая за собой. Она крепко обняла меня, и я представила, как наши тела навеки сливаются в объятиях.

Зрение начала скрадывать тьма. Легкие горели, но я подавила порыв вдохнуть. Я почти чувствовала облегчение. Смерть всю мою жизнь манила меня, и я готова была принять ее с распростертыми руками. Я не умела вальсировать, но сегодня я станцую со Смертью.

И тут в глубине души меня что-то сильно кольнуло. Послышался сердитый голос maman.

Тебе суждено жить, ma petite chérie.

Она снова заговорила, и на сей раз громче. Этот голос исходил из моего сердца. Тебе суждено жить!

Maman учила меня ни от кого не зависеть, чтобы быть сильной. Но быть сильной – значит доверять своему сердцу.

Сердце видит неподвластное взгляду.

Под закрытыми веками промелькнул образ Гарета, видение долгих летних дней, ветер, развевающий мои волосы, его губы на моих.

Я оттолкнула Одру и потянулась вверх, держа рот над водой, чтобы глотнуть воздуха. Она схватила меня за волосы и снова рванула к себе. Из моих губ вырывались пузырьки воздуха, а она всем телом тянула меня ко дну. Руку кольнула боль – это осколок лампы впился мне в ладонь. Я схватила его и вслепую резанула по ней.

Ее вопль был слышен даже под водой. Она разжала руки, и я сумела встать, снова жадно вдохнуть воздух.

Одра вынырнула из воды и приблизила ко мне лицо, исполненное чистой ярости.

– Нет! – взревела она, снова бросаясь на меня. Я вспомнила о синяках и порезах мистера Локхарта, который говорил, что все это последствия его старческой неловкости. Она меня не отпустит, мы будем биться насмерть.

Железными кандалами я задела ее подбородок. Она закричала и снова вцепилась мне в волосы, а я отмахнулась от нее другой рукой, и на сей раз удар был сильным. Голова Одры отлетела и с тошнотворным стуком угодила в каменную стену. И тут ее хватка ослабла.

Тело скользнуло в воду, грязная сорочка вздулась вокруг, словно лепестки подснежника.

Я запрокинула голову и прокричала:

– Помогите!

Следующая волна сбила меня с ног. Вода заливала мое лицо, ногами я пыталась нащупать еще хоть дюйм опоры, но цепи уже натянулись на всю длину.

– Помогите! – Мой голос эхом разнесся по пустому подземелью. – Помоги мне!

Этим словам суждено загнать меня в могилу. Возможно, все это время я слышала собственные крики.

Я представила старушку Флору. Вот она сидит в кресле-качалке бабули Лил и рассказывает историю о моем призраке, поселившемся в подземелье. Найдет ли нас хоть кто-нибудь?

Я закричала, зная, что его имя сорвется с моих губ последним:

– Гарет!

Вода хлынула мне в рот. Волны накатывали снова, но теперь их уровень уже не спадал. Я продолжала звать, готовая кричать до последнего вздоха в знак того, что хочу жить.

«Я хочу жить, – подумала я. – Я хочу жить! Мне суждено жить. Я заслуживаю жизни».

Послышался шумный всплеск. Наверное, это Одра очнулась и собирается убить меня – теперь уже окончательно.

Мое тело подхватили сильные руки и резко потянули. Затем к губам прижался рот, вдыхая в легкие воздух. Я с радостью его приняла. Хлынула следующая волна, и хватка ослабла. Я попыталась позвать, чтобы она вернулась, но выпустила из губ только поток пузырьков.

Я посмотрела наверх сквозь воду и увидела над поверхностью лишь смутные очертания лица. Он снова нырнул, прижался во второй раз ртом к моему рту, давая мне воздух и поддерживая жизнь.

Вода взволновалась – это кто-то спрыгнул вниз, ко мне. Лязгнуло, содрогнувшись от удара, железо, и вдруг с одной руки спали тяжелые цепи. Вторым запястьем я ощутила ту же сильнейшую вибрацию и наконец освободилась окончательно.

Мы поднялись вместе. Я отчаянно вдохнула полной грудью, цепляясь за своего спасителя. Мой живот содрогнулся, и я исторгла из себя морскую воду. Я не осмелилась оглянуться туда, где – я знала это – плавали тела мертвецов. Происходящее казалось необъятным для разума, и я даже не пыталась его осмыслить. Я могла лишь испытывать чувства. Меня начало неистово трясти, а следом полились слезы.

Из воды вынырнул Джозеф. В руке у него был топор, который я видела в конюшне, с него текла вода. Гарет бережно помогал мне подниматься по лестнице, пока мы наконец не выбрались из омута. Дрожа, мы упали друг другу в объятия.

– Мисс Тиммонс, – наконец, задыхаясь, выпалил он, – вы так и не пришли на конюшню.

– Зовите меня Женевьева, – ответила я.

Глава 60

На кладбище было так тихо. Я слышала, как с ветвей дуба надо мной капал тающий снег. Увядшие цветы на надгробии Мэйзи я заменила новым букетом. Ее останки извлекли из семейной гробницы Линвудов и вернули туда, где они и должны были покоиться.

Я пообещала Флоре перед тем, как та уехала на новое место службы в большом особняке в нескольких графствах отсюда, что обязательно принесу цветы ее лучшей подруге. А моим новым домом стал коттедж бабули Лил.

Здесь меня всегда ждал пирог,