Эпицентр - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

— Слышите? — послышался голос за спиной. — Зенитки.

— К Вильгельмштрассе не пропустят.

— Главное, чтоб в здание не угодили. Парочка зажигалок — и мы тут зажаримся, как рождественские гуси.

Мюллер поморщился, повернулся, чтобы урезонить паникера, когда заметил в углу Шольца, который с отчужденным видом читал газету, приблизив ее к лампе. Он не знал, что тот вернулся из Цюриха.

Мюллер щелкнул пальцами и указал оторвавшемуся от газеты Шольцу на пустующую нишу в правом крыле. Шольц кивнул, сложил газету и перебрался, куда было указано.

— Не знал, что ты уже в Берлине, — сказал Мюллер.

— Я только приехал. И вот сразу.

— Да, теперь это почти по расписанию: завтрак, доклад, совещание, бомбежка. Что швейцарцы, у них другие заботы?

— Жалуются на отсутствие свобод. Когда в магазине нет ветчины, мир катится к закату. Много слов. Обсуждают фронтовые сводки. Боятся тоталитаризма.

— Зря боятся. Тоталитаризма нет. Просто потому, что ничего другого не существует. Только бла-бла-бла. От болтунов вся путаница, включая войны. Как меру предосторожности, я бы отрезал языки. Строго по спискам.

Наверху сильно громыхнуло. Оба подняли глаза к потолку.

— Да уж, — заметил Шольц, — без языков было бы тише.

— Чем порадуешь, Кристиан? — Стальные глаза Мюллера воткнулись в Шольца, отчего тому сделалось не по себе. — Ты там устроил добрый вестерн. Красиво, но не рационально. Гелариус отправился на тот свет, а с ним и столь нужные нам контакты, пароли, явки. Кто ответит? Гесслиц, как оказалось, чист. Хартман?.. Хартман, насколько я понимаю, испарился. Такая работа, мой друг, мне не нужна.

— Подождите, Генрих. Я не сообщил вам главного. Но лучше у вас в кабинете.

Когда воздушную тревогу сняли, они поднялись к Мюллеру.

— Так что ты хотел мне сказать? Только говори побыстрее — времени в обрез.

Шольц нахмурился, сложил руки на столе, немного помолчав, заговорил. Он рассказал Мюллеру о встрече с Хартманом в ресторане отеля, акцентировав внимание на каждой, даже малейшей подробности — вплоть до того, как тот был одет, его интонации, жесты, манеры, а также детальное описание сидевшего за соседним столиком вероятного спутника.

Говорить об этом в подвале Шольц не рискнул, опасаясь прослушки. Мюллер слушал не перебивая. Когда Шольц умолк, он сунул руки в карманы галифе, так что слегка треснули швы, задумчивым шагом прошелся по кабинету. Потом сказал:

— Грубо говоря, этот парень прищемил тебе яйца, Кристиан. Он начинает мне нравиться. Хотелось бы узнать его поближе.

— Полагаю, у вас будет такая возможность.

— Что ты планируешь делать?

— М-м. надо вступить в игру. Конечно, мы можем взять его в любую минуту. Но что это даст? Сеть схлопнется. У нас останется только кончик ее истории. А так.

— Шелленберг затеял интригу с противником, — проворчал Мюллер, зажав папиросу в зубах. — Пытается спасти свою шкуру. Вообще говоря, безошибочная комбинация. Скорее всего с санкции рейхсфюрера. Что?

— Ничего. Я слушаю.

— Вот-вот. Слушай. — Мюллер охватил своей широкой ладонью подбородок. — Ты не хотел этого знать? Но теперь знаешь. И значит, должен понимать: разрушить переговоры — равносильно признанию, что тебе известно их содержание. Как на это посмотрит их инициатор? В лучшем случае — пуля. Подключиться к ним? Хотя бы в виде гестаповского надзора? Результат тот же. К тому же, если переговоры вылезут наружу, их участниками займется Ламмерс. Или Борман. Фюрер не простит. Выход один. — Мюллер сел в кресло и ослабил узел галстука. — Не мешать. Наблюдать. Знать. Работать с Хартманом. И аккуратно — аккуратно, Шольц, — выстраивать схему проверки. А там видно будет.

Шольц сидел неподвижно. Он вдруг отчетливо осознал, в какую смертельно опасную историю, сам не понимая того, он ввязался. Исход ее в наименьшей степени зависел от его воли, а вот жизнь в любой момент могла стать разменной монетой в руках крупных игроков, которые даже не знают о его существовании. А награда была одна — лояльность Мюллера.

«Мало», — подумал Шольц, а вслух сказал:

— Полностью с вами согласен, группенфюрер.

Берлин, 13 октября

Накануне Арденне был вызван в Эрфурт, где решался вопрос о перераспределении средств для финансирования направлений, связанных с разработкой уранового боеприпаса. С начала года отрасль была завалена деньгами, что дало мощный импульс в продвижении к нужному результату. Мешали бомбежки. Приходилось перетаскивать научные центры с места на место. Но в главном цель оправдывала затраченные на нее средства.

По сути, к осени большинство сугубо научных проблем в рамках четко сформулированной задачи — создание уранового оружия — были решены. Ультрацентрифуги поставили наработку урана-235 на поток, усилия ученых сосредоточились на конструктивных элементах бомбы. Физики хотели продолжать свои исследования, но стремительно тающая казна в октябре 1944 года не готова была оплачивать фундаментальную науку. Фокус внимания финансистов сместился в практический сектор. Оттого ни Дибнер, ни Гейгер, ни даже Гейзенберг с его идеей модернизации котла для энергообеспечения крупных городов не получили необходимых сумм. Обделили и Грота, который занимался усовершенствованием ультрацентрифуг, поскольку тех, что уже были разработаны, вполне хватало для бесперебойного обогащения урана, и требовалось лишь построить их в достаточном количестве. Эту задачу, подкрепленную внушительной суммой, возложили на фирмы «Хеллине» и «Аншютц». По той же причине высшую степень срочности и, соответственно, финансирование получили Багге с его «изотопным шлюзом», концерн «ИГ Фарбениндустри», фирмы «Ауэр» и «Дегусса», изготовлявшие металлический уран, а также группы Хартека, Отто Гана, Эрзау. Рейхсбанк располагал тоннами награбленного золота, конвертируемого в доллары и иную валюту через дружественные финансовые структуры за рубежом, так что деньги пока были. В рамках «Уранового клуба» предстояло решить, кому на нынешнем этапе придется добавить, а кого можно и «пощипать».

Такая бухгалтерия очень не нравилась Арденне, который повторял: «Жизнь коротка, и великая глупость потратить ее на поиски способов истребления человеческих масс в нечеловеческих объемах». Сам он, в целях конспирации, получал деньги через Министерство почт.

День выдался ясный, теплый. В отсутствие фон Арденне Блюм решил устроить себе выходной. У знакомого мельника с фермы, расположенной в двадцати минутах езды от Лихтерфельде, имелся легкий двухколесный экипаж без козел по типу английского кабриолета. Блюм арендовал его, чтобы покатать Мод по окрестным лугам. Вооружившись тонким, длинным хлыстом, он взобрался на довольно высокое сиденье, которое дергалось от толчков беспокойной гнедой кобылки, и протянул руку Мод.

— Мы не кувыркнемся? — опасливо спросила она. — Только не гони.

Под