Танец под золотой вуалью - Юлия Олеговна Чеснокова

— Дамы и господа, закругляйтесь! — высвободил нас из плена соблазна Гук своим наглым, вторгающимся повсюду голосом. — Джело вынесет полмузея, пока мы тут будем медлить.

Быстро накинув обратно комбинезон, я избавилась от приятного пуш-апа естественного происхождения, и, застегнутая всё-таки Санха, вышла вместе с ним в соседнюю комнату. Опытный взгляд юриста тут же заметил мои, неприкрытые ничем, кроме донельзя обтягивающей черной ткани, возбужденные соски. Отсутствие лифчика бросалось в глаза.

— О, теперь я вижу, что картина почти закончена. Последний штрих, — Ёнгук указал на черные полусапожки у выхода. — Обуваемся и погнали.

Погнали мы в разные стороны. Гук в одну, неизвестную мне, а мы с Санха в другую. В Сеуле было около половины двенадцатого ночи, когда мы остановились в неприметном месте города, чтобы незаметно соскочить в канализационный люк, каких тысячи. Становящаяся мне привычной с другого ракурса полуночная темнота окутала нас. Раньше я смотрела на неё, как обороняющаяся на опасность. Мне казалось, что ночь — время преступлений, от которых я должна спасать людей. И пусть так и было, и всё зло вылезало на поверхность (а на деле уползало под землю) именно с наступлением мрака, я вдруг оказалась в позиции атакующей. Я была с теми, от кого стоило сторониться. Я сама могла навевать страх. Кто знает, может, в своё время посторониться следовало от них и мне? Но теперь уже поздно.

По тёмным коридорам и переходам, перешейкам через люки, ведущие ещё глубже, подтеки и ручьи, идущие от труб, Санха вел меня с фонариком. Как он сказал, до музея минут пятнадцать пешком, а потом придется протиснуться в узкую вентиляционную систему, где он меня и оставит. У меня было «ухо», в которое мне должен будет передавать информацию и указания неизвестный мне золотой, но на некоторых участках связь будет обрываться, чтобы не выдавать меня радиосигналами. Для этого я и заучивала план-схему. Канализация была, разумеется, пустынной, и кроме нас тут не было никого. Я не видела даже крыс, которыми пугают в фильмах и комиксах. Наше топанье отдавалось железным эхом, иногда сменяясь шершавым стуком по бетону. Мы дошли до подъема вверх, куда вела вертикальная хромированная лестница — явно не запущенная, тут часто кто-то сновал. Возможно, даже, коммунальщики и персонал музея, проверяющие исправность вентиляции. Санха подергал тонкую сетку на замке, мешавшую подняться. Она подалась, поскольку замок оказался разомкнутым.

— Отлично, наши справились. — отодвинул он её и посмотрел на меня. Кто-то загодя подготовил нам путь. — Дальше, увы, ты должна идти одна, Мэя.

— А каковы действия Джело?

— Тот же маршрут, всё то же самое, но на десять минут позже. Если застопоришься где-то, то он сядет тебе на пятки.

— Понятно. — Не хотела ли я сама засторопиться, чтобы дождаться его? Нет, если он обойдет меня, то совершит кражу сам. Голос в «ухе» произнес: «Отсчет до начала. Двадцатисекундная готовность». Я вытянулась в струну. — Мне пора.

Санха, без переговоров, предупреждений и вопросов, налетел на меня с поцелуем и я не отбилась. В общем-то и не старалась. Пока язык его ласкал мои губы, приятный тембр диктовал по связи «пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…». Около «девять» я высвободилась и быстро произнесла:

— Я бы не позволила себя поцеловать, если бы у меня не было ощущения, что я не доживу до утра. Сейчас я готова перецеловать всех на свете, кого встречу. Вдруг другого шанса не будет? — Санха усмехнулся, проведя пальцами по своим губам, словно запоминая этот прощальный поцелуй. Я надвинула капюшон. «Один. Пошла!» — прозвучало в приказном характере. — Прощай!

— До свидания! Удачи! — махнул он рукой и я, уже не оборачиваясь, застучала по ступенькам подошвами.

Лаз вывел меня в серую широкую трубу, желающую обтянуть меня поверх комбинезона. Джело тоньше меня, ему тут будет несколько легче. С другой стороны, так проще упираться в стенки, чтобы лезть вверх. Как хорошо, что мои мышцы были закалены упражнениями боевых искусств. Рукам и ногам пришлось бы не сладко, будь они изнежены лежанием на диване. Определенно, преступником быть ничуть не легче, чем правоохранителем. Я подтянулась до изгиба и выбралась на горизонтальную поверхность. По ней ползти можно было в два раза быстрее. Хотя я и так напоминала себе таракашку, спешащую к еде, пока на кухне погасили свет. Надеюсь, меня не ждет в конце большая тапка.

— Под тобой охрана, будь тише. — порекомендовали мне в ухо. Пришлось замедлиться ради осторожности.

Словно на минном поле, или под обстрелом во время войны, я кралась по трубе и не могла ни думать о том, что где-то, позади меня, так же движется Джело. За что он со мной так? Почему отказался хотя бы поговорить? Потому что Джун был прав: он ещё совсем мальчишка. Да и я сама это знала. Он вспыльчив и, как бы ни был храбр и мужественен, отголоски подросткового поведения ещё надолго останутся в нем. И всё же, это я с ним плохо поступила. Я не сказала ему о Джуне, о том, как устраиваю свою жизнь. Я разрушила себе всё своими «взрослыми» интригами.

— Эй, налево! — поправил меня голос. На мне был жучок, чтобы они отслеживали меня, на всякий случай. Где-то в очках, пока не активизированных, чтобы видеть все преграды, был и микрофон, если меня приспичит что-то спросить.

— Спасибо, большой брат. — прошептала я с насмешкой, вернувшись чуть назад и повернув, куда следует.

— Пожалуйста, сестренка. — пошутил он также.

Добравшись до той решетки, которой следовало — я изучала все, которые проползала, — я аккуратно сдвинула её, тоже открепленную заранее каким-то умелым техником. Под ней виднелся переход между выставочными залами. В нём были отключены камеры, и можно было плюхнуться без зазрения совести. Повиснув на одной руке, второй я максимально задвинула решетку обратно, чтобы не породить в Джело лишних подозрений. После этого я приглушенно спрыгнула на пол. Оглядевшись, я нашла нужные ориентиры и подошла к проёму в одну из зал.

— Включаю голограммную завесу. Проходи. — Доверившись ему, я смело ринулась вперед, перебежками на цыпочках, благодаря мягкой подошве специальных сапожек почти не шумя по деревянным паркетам. Ничего не зазвенело, не запищало, и не загудела городская сирена, оповещающая о воздушной тревоге.

Анфилада продлилась недолго. Экспонаты нарастали по мере своей значимости и денежной стоимости, пока я не уперлась в перекрытие из стальной решетки, вместо свободного прохода. Тут я должна была снова свернуть