Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

От шока с моих губ срывается смешок. Мы определенно связались не с тем парнем.

– Значит, мы, считай, уже покойники, – говорю я, опираюсь руками на стол и опускаю голову, пытаясь отдышаться.

Телефон мертвеца звонит, и от этого звука мы оба подскакиваем. Опускаю взгляд на светящийся экран, жужжащий на кофейном столике.

– Неизвестный номер, – говорю я, и мы оба просто смотрим на телефон, пока он не замолкает.

На улице сигналит машина. Я хватаюсь за грудь, чувствуя, что от напряжения у меня вот-вот будет сердечный приступ. Выглядываю сквозь жалюзи и вижу с другой стороны улицы черную машину с тонированными стеклами. Телефон снова звонит.

– Не трогай его, – шепчет Каллум.

– С какого хрена я буду его трогать?

Телефон умолкает. Мы не двигаемся. Он звонит в последний раз, а когда наконец перестает, черная машина с визгом шин уезжает.

Я падаю на диван.

– Нам крышка.

– В общем… – мямлит Каллум. – Эдди, Виктор – как бы его ни звали, он работает не один. Так я думаю. Если в новостях тебя… нас… свяжут с… пусть даже это самооборона, случайность, убийство по неосторожности, роли не играет. Мы убили одного из их главных боссов. И это… кошмар. Но какие у нас варианты? Не знаю. Наверное, надо позвонить в полицию. Что еще мы можем?

– Как мы объясним большой промежуток времени между смертью и вызовом копов? Они же сумеют это выяснить, сам знаешь.

Вижу, как ручеек крови добрался до моих шлепанцев и собирается в лужицу вокруг.

– О господи, – завываю я, подскакиваю и сажусь на стол, скидывая шлепанцы. – Боже мой!

– Ладно, успокойся, – говорит Каллум. – Мы должны сохранять ясную голову. А теперь послушай. Полиция выяснит, кто он, и поверит тебе, когда ты скажешь, что запаниковала, увидев его документы, и не знала, что делать. Я не стал бы волноваться, что тебя арестуют. Я беспокоюсь из-за…

– Мести, – завершаю предложение я.

– Это в тысячу раз хуже, чем тюрьма.

Представляю, как однажды ночью, пока я сплю, фигура в черном тихо взламывает оконную задвижку и проникает в комнату, одним быстрым движением перерезает мне горло от уха до уха, а потом выкидывает мое тело в мусорный бак, наполненный каустической содой, и через пару часов я растворяюсь до состояния минерального масла, после чего меня вываливают в Рио-Гранде. Что же я наделала, что я наделала?

– Так, – говорю я. – А если мы не вызовем полицию?

Я слышу, как с наступлением сумерек на площадке у бассейна появляется все больше людей – перекрикиваются дети, отчетливый гортанный смех Бэбс разносится над гулом разговоров, лает собака в сто девятнадцатой квартире. В воздухе витает аромат жареного лука. Там ждут нас обоих.

– Господи… В смысле, я понимаю. Понимаю, о чем ты, но мы не сможем. Мы не… У нас нет ни малейшего представления о том, как… как сделать что-то в этом роде. Черт. Нет. Это слишком… Я даже не знаю. Я тоже на секунду об этом подумал, но теперь не знаю.

– Он же просто гребаное чудовище, так? – говорю я, и Каллум кивает. – Значит, мы не сделаем ничего ужасного, если просто… никому не расскажем.

Мне тут же хочется взять свои слова обратно, позвонить в полицию, повернуть время вспять, чтобы я никогда не видела, как он бьет жену, не вмешивалась и, если уж на то пошло, никогда не переезжала в эту поганую, богом забытую дыру.

– Его жена наверняка в курсе. Роза. Она в деле, – говорит Каллум, выпрямляясь и снова разглядывая права Эдди Бакко.

Потом опять набирает имя в поиске и листает ссылки.

– Эдуардо Бакко был убит более пяти лет назад, так что, если Виктор пользуется его документами с того времени, а женился на Розе года четыре назад… Какова вероятность, что она знает, кто он? И чем занимается? Она считает его Эдди, ничего не подозревает. Или нам следует беспокоиться и насчет нее? – спрашивает Каллум, отодвигает кресло от стола, запрокидывает голову и проводит руками по лицу.

На мгновение мне кажется, что он может закричать, но потом он резко встает и смотрит в окно. Выглядывает сквозь жалюзи на бассейн и людей, собравшихся на площадке.

– Не думаю, что она в курсе. И ей нужно заботиться о ребенке. Вряд ли она в деле, – начинаю я, но потом резко заканчиваю: – Но это не играет роли, потому что она и не узнает.

– Это может сыграть роль, – возражает он. – Она знала, что он придет сюда? Знала, что ты задумала?

– Нет. Нет. Он собирался уехать на две недели. Уже почти это сделал. О господи, точно! Он же уезжал… Никто и не спохватится. У нас есть время, не две недели, но пара дней точно, прежде чем возникнут вопросы, так ведь? – говорю я, сама не понимая толком, о чем я.

Несколько минут мы оба молчим, размышляя, представляя в голове возможное развитие событий.

– Это безумие, – наконец бормочет Каллум.

– Нельзя просто сидеть здесь вот так. Нас ждут снаружи, и… люди заметят опущенные жалюзи и запертую дверь. Это вызовет подозрения. Надо что-то делать.

Я чувствую, как меня снова захлестывают волны паники.

– Мы позвоним в полицию, Касс, – говорит он, но тут же добавляет с сомнениями в голосе: – Так ведь? Черт. Я не знаю.

Он раздраженно рычит.

Я начинаю говорить, до конца не осознавая, что делаю:

– Мы вытрем его телефон и положим обратно в машину. Конечно, не будет ничего странного в том, что ему позвонили сюда, как покажет биллинг телефона, а потом кто-то его подвез, и пикап остался здесь.

– Кто-то его подвез, – мрачно смеется Каллум. – Та машина с другими наркобаронами и убийцами должна была подвезти его на обычную работу дальнобойщика. Ага. Точно. Как такое вообще возможно? С нормальными людьми такого не должно происходить. Это же…

Он накрывает голову руками и умолкает.

– Прямо у задней двери стоит моя машина. А если… завернуть его во что-нибудь? У задней двери есть шкаф с постельным бельем. Можно оставить его там, пока не стемнеет, а потом перетащим его в машину.

– Господи, – выдыхает Каллум, но переводит взгляд на шкаф – явно обдумывает мои слова.

Какие у нас варианты? Он же чудовище. Ужасный человек. И наш гражданский долг – убрать его с улиц. Я мысленно повторяю эти слова.

– Зачем навлекать на себя месть… скорее всего, нас просто убьют за то, что мы случайно перешли дорогу этому психу. Он в любом случае мертв. Либо мы рискуем