Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

он так?… Обида на чужого человека легко забывается, а если обидит родной, которого любишь, это так больно… Но теперь Оля растерялась. Значит, все это правда?… Но она не хочет ехать! Здесь ее море, ее порт, сторожка…

— Куда Мика запропастился? — сказала Вероника Александровна, когда Оля вошла. — Его нет, ты ходишь, как сонная муха. А собираться давно пора. Сегодня же мы едем. Не вздыхай, Оля. Я и твой дедушка-профессор тебя не обидим…

Оля не ответила, она не могла отвечать, слезы опять стояли в горле, в глазах.

— Почему ты молчишь, когда с тобой разговаривают? — Вероника Александровна ваткой протирала лицо. Она часто говорила, не глядя на того, к кому обращалась. — Платья свои положи в Микин чемодан.

Оля подошла к пестрой занавеске, отдернула ее. Там висело ее коричневое школьное платье, пальто, шинель деда и китель отца с золотыми пуговицами. Пуговицы были блестящие, с выпуклыми золотыми якорями и держались они на колечках. Ни она, ни дед не убирали кителя, как будто отец должен вернуться. Когда дед покупал шлюпку, он продал свой, а этот остался висеть за ситцевой занавеской.

Вот она уедет и не пойдет в рейс на «Труженике моря» мимо Малой Земли… Не будет ей дружески подмигивать маяк. И зеленую лесенку, которая уходит в воду, она не увидит… И от этого хотелось громко застонать, закричать…

Ну, хорошо, она мешает деду. Если ему стало тяжело работать на них двоих, она… уйдет. Уйдет и все. Но не уедет.

Оля незаметно отвернула колечко и сняла пуговицу с кителя отца. Потом она подошла к окну, взяла шнурок, обычный шнурок от старой лески и продела его в петлю пуговицы… Ее можно взять с собой… Будет в порту, как Витька, мешки зашивать…

— Не возись, поезд тебя ждать не будет, — напомнила Вероника Александровна.

Конечно, поезд ее ждать не будет. Если она опоздает, он уйдет. И Оля вышла из комнаты. Надо спрятаться, а когда Вероника Александровна уедет, можно начать работать.

На причале у лесенки ее, как всегда, ждал Семен. Плот, который он приволок из холодильника, стоял тут же ребром. Семен начал рассказывать, с каким трудом буксировал плот, но Оля слушала его рассеянно, и Семен сразу же заподозрил неладное. Потом он признался, что во время буксирования уронил в море тетрадь, все буквы расползлись. И задачу он не решил до конца. Но даже на это Оля не обратила внимания…

— Непонятная ты, как будто не выспалась или как будто тебя напугали… Что такое? — спросил Семен.

— Ах, Сеня… — Оля всхлипнула.

— Кто тебя обидел?! Со света сживу! Всех мальчишек подговорю. Кто, кто тебя обидел? Говори!

— Ничего ты не сделаешь, и мальчишки тоже, — горько произнесла Оля и рассказала ему обо всем.

— Нехорошо ты надумала. Ну, не надо! Нельзя тебе уходить из дому!..

— Можно. Больше нечего делать.

— Лучше поговорим с Витей. — Семен надеялся, что Витя поможет ему отговорить, убедить ее, решить все как-нибудь иначе. — Он вчера закончил радиофицировать красный уголок и теперь возится со схемой передатчика.

— Ладно, пойдем к Вите, — согласилась Оля. — А сейчас давай заявление. Мы оставим его на столе, чтобы деда мог отнести начальнику.

Она отнесла заявление домой и положила на видном месте.

— Что это? — спросила Вероника Александровна.

— Просили передать деду.

— Куда ты опять?

— Мне нужно, — сказала Оля уже в дверях, чтобы не слушать того, что ответит Вероника Александровна.

Она почти бегом бросилась к Вите. Но, не доходя до Управления порта, Оля остановилась. Разумней всего спрятаться, пока Семен сбегает за Витей.

Она осталась ждать ребят под причалом, где они недавно караулили осьминога. Семен обещал «мигом слетать».

Всю дорогу он бежал и только у Витиного дома замедлил шаги. Свистнув на особый манер под окном, Семен отошел за дерево, на случай, если выглянет Витина мама. Она засадит его есть, а дело срочное, тут некогда возиться с кашей. Подождав немного, Семен негромко позвал дружка, и через некоторое время на подоконник влез Малыш.

— Витя занятый. Иди домой, Сеня. Мама искала тебя. — Он надул губы.

— Пусть выйдет, позови его, — сказал Семен.

— Витя делает передатчик. Витя занятый. Иди сам домой, — повторил громче и строже Малыш.

— Что такое? — выглянул из-за его спины Витя.

— Давай сюда. Разговор есть важный.

— Не на кого Малыша оставить. Ну, ладно, бери его; Я сейчас дверь закрою, — сразу же решил Витя и, взяв Малыша под мышки, спустил в окно. Семен подхватил его за ноги, и тот очутился на земле.

— А мама на вас ругаться будет, — радостно сообщил Малыш. — Вы меня увели без спросу!

— Ладно, помалкивай, — прикрикнул на него Витя.

Старшие шли впереди. Малыш, сопя, семенил за ними. По дороге Семен рассказал Вите, что Олю хотят увезти и что она убежала из дому.

А она в это время сидела под причалом на железной перекладине, свесив в воду ноги, и думала о том, что всего несколько дней тому назад они спорили тут об осьминоге, а кажется — это было давно-давно, и теперь она стала совсем взрослая…

Днем она будет работать, а учиться поступит в вечернюю школу. Каждый человек должен работать, а не сидеть до двадцати лет на шее у родных и прикидываться младенцем…

В просвете между причалом и водой появились четыре ноги: Семена и Вити.

— Малыша мы наверху оставили, — сказал Семен. — Он обещал крикнуть, если мимо пройдет Миша.

— Он в воду не свалится, ваш Малыш? — спросила Оля.

— А если даже свалится, мы ведь увидим и вытащим, — ответил Витя. — Я его уже немного научил плавать… Так вот, Оля, ты правильно решила, — без всякого перехода продолжал Витя, усаживаясь. — Раз бабка такая вредная — уходи.

— Ты опять за свое! — возмутился Семен. — А ты подумал, где она жить будет?

— Где-нибудь, — неопределенно протянул Витя. — Например… у барбы Спиры.

— Нет, туда нельзя. Как только деда узнает, что меня нет, он первым делом в Дофиновку поедет. Туда нельзя, — вздохнула Оля.

— Вы оба чепуху болтаете, — сказал Семен. — Оля, нельзя тебе уходить из дому, вот и все. Лучше еще с дедом поговорить.

— Я уже говорила.

— Все равно, не смей уходить! Слышишь! Даже не думай! Ты что, тоже хочешь бездомной быть? Говори! Ты сама меня в школу юнг посылаешь, и у Вити я поселился, а теперь на мое место?! — Семену как-то сразу вспомнилось, сколько горя пережил он. И пусть Оля старше, все равно ее жизнь не должна быть похожа на его. Ему представилось, как она сидит замерзшая, голодная и оборванная на пустыре. Метет снег.