Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

Витя обернулся и, дождавшись ее, отдал сверток, который держал под мышкой.

— Тут мои старые брюки, и рубашка, и ножницы. Забирай. Меня опять заставили нянчить Любашу и возиться с этим противным Малышом. Честное слово, я в его годы никогда не был таким дураком, — раздраженно сказал Витя.

— Ты Мишку не видел?

— Не видел. Я тебе принес приемник. Это совсем новая конструкция. Он весь помещается в спичечной коробочке. Вот антенна.

— Не разворачивай. Когда сядем, тогда.

— Ладно. Так вот, антенной ты обмотаешься, а заземление спустишь по ногам, к сандалиям. Видишь, где у меня заземление. — Витя остановился и показал гвозди, торчавшие из каблуков.

— Но ведь они вылезают наружу и колют пятку. Смотри, у тебя даже тут кровь.

Но Витя сказал, что на такие пустяки не стоит обращать внимания. Изобретатели и вообще люди науки не считаются с такими мелочами. Подумаешь, гвозди! Главное — слышно хорошо.

— А я был такой дурак, что сначала заземление сделал только на одной ноге, — признался Витя. — И передача прерывалась. Понимаешь, ведь я ногу отрывал от земли. Трубку я тебе, Оля, дам…

— А как же ты? У тебя ведь всего одна, и вообще не надо. Зачем ты мне даешь приемник?…

— Папа обещал, что купит мне настоящие наушники.

— А почему не динамик?

— Понимаешь, Малыш тоже интересуется техникой. Если радио будет играть, он пи за что не уснет. А я больше всего на свете люблю, когда Малыш и Любаша спят и не морочат мне голову.

— Он ничего будет парень, когда вырастет.

— Когда вырастет?! Он ужасно медленно растет… совсем даже незаметно… Да, так наушник я дарю тебе. Ты послушаешь передачу, и тебе сразу будет веселее. — Витя хотел сказать, что она почувствует себя ие такой одинокой на этом полуразрушенном молу.

Оля сознавала, на какую жертву идет Витя, отдавая ей свой приемник, — ведь детали для него он снял с большого своего приемника, — и не хотела принимать подарка. Но Витя настоял.

— А вообще ты Семена не слушай, — сказал он. — Человек сам должен сразу решить, как ему быть. Если ты знаешь, чего очень сильно хочешь, так это и делай.

Они сидели у воды, и в первый раз Оля признавала, что Витя думает о серьезных вещах больше, чем она.

Он не очень торопился домой, и они разговаривали обо всем…

В море уходили яхты. Они расправляли крылья и чуть кренились, точно брали разбег, чтобы потом взлететь…

Оля туго заплела косы и взяла ножницы.

— Ты обязательно повидай перед отъездом Мишу, — сказала она. — Поговори с ним. А то у нас так нехорошо получилось: мы даже не простились. Ему, конечно, не вырваться сюда. А мне нельзя туда идти, но ты ему все объясни. Мишка поймет… Вот, если бы он поступил в водный институт и потом строил бы корабли!..

— Ладно, скажу. Но так говорить человеку: «научись!» — нельзя. Он сам должен надумать, что ему делать.

— Подержи косу, пока я ее отрежу… Пусть Мишка сам и выбирает. Мы ему только советуем.

— Он, Оля, не надо отрезать. У тебя такие хорошие косички!

— Надо!

Но отрезать косу было не так просто. То ли ножницы были тупые, то ли коса толстая, но она не поддавалась, выскальзывала, и Оля не отрезала ее, а отпиливала.

— Смотри. — Оля указала ножницами на замешкавшуюся у причала яхту Мальчики на этом яхте были, очевидно, новички, потому, что парус ставили совсем не так, как надо, и кричали на капитана.

— Банда дураков, — неодобрительно сказал о них Витя.

— И вот таких берут в яхтклуб!

Оля давно мечтала о яхтах. В позапрошлом году целыми неделями ходила вокруг этих красивых птиц. Ей даже удалось завести знакомство, но из этого ничего не вышло. Капитан яхты сказал, что «детей здесь принципиально не принимают». После такой неслыханной дерзости Оля даже близко не подходила к яхтам. Сейчас она с удовлетворением наблюдала: «принципиальный капитан» — не лучший капитан, и яхта его — не лучшая.

Оля снова принялась за работу и, наконец, коса осталась у нее в руке, а волосы рассыпались. Одни пряди получились короткие, другие длинные. Витя, глядя на нее, рассмеялся, но Олю его смех ничуть не задел, и она принялась за вторую косу.

— Напрасно все-таки ты отрезаешь косички. Пока твоя бабка уедет, могла бы походить в кепке.

— Ты согласен, Витя, если человек что-либо решает, он не должен потом передумывать? — его же словами спросила Оля.

— Да.

Вите показалось, что она спрашивает его о поездке в Москву, но она думала о другом. Надо идти в рейс! Решено!

Она бросила на причал вторую косу, вприпрыжку подбежала к ржавой железной бочке с водой и наклонилась над ней. В воде, среди окурков, Оля увидела лохматого, похожего на Семена мальчишку, с худеньким лицом и большущими широко поставленными глазами. Она сразу даже не сообразила, кто этот мальчишка. Да, теперь никому не догадаться, что она не Олег, а Ольга.

— Подстриги меня, пожалуйста, на затылке покороче, а то я туда не достаю, — сказала Оля, вернувшись к Вите. — Знаешь, я видела кран. Силач! Громадина!

— Понравился?! — с удовлетворением спросил Витя и даже приостановил стрижку.

— Очень!

Оля взяла с причала косу и, по-мальчишечьи от плеча размахнувшись, без всякого сожаления забросила ее далеко в море. Она оглянулась, намереваясь туда же отправить и вторую косу, но ее нигде не было.

— Куда коса делась?

— Может быть, в море упала, — неуверенно сказал Витя и почему-то отвернулся.

— Когда ты будешь работать на кране, я непременно приду смотреть… Если б я не… мне тоже хотелось бы научиться.

— Батя обещал меня по воскресеньям учить. Если захочешь, он и тебя научит. Ну, хватит стричь? — спросил Витя, боясь, как бы у Оли затылок не стал совсем лысым.

Она провела рукой по голове:

— Пожалуй, достаточно.

— Ну, а теперь иди, тебе ведь Мишку увидеть надо,

— Хорошо, только приемник налажу. Это одна минута.

Но прошла не одна минута, а целых десять, потом двадцать. Приемник не налаживался.

Настраивать его было трудно — спичечная коробка ерзала, и ее во время настройки приходилось держать в руке, и трубку нужно было держать и еще водить иголкой по кристаллику, заключенному в винтовочную гильзу.

— Знаешь, что? Возьми приемник с собой, а потом принесешь. Я сейчас все равно антенной обматываться не буду. Бери, бери, потом принесешь.

— Ты думаешь? — Витя потер двумя пальцами переносицу, что всегда делал в минуты глубоких и важных раздумий. — Да, схему этого приемника надо упростить, и я уже почти знаю, как