Кто ты на Кэтнет? - Наоми Критцер

Вокруг меня все взорвалось крыльями, когда Рейчел закрыла внутреннюю дверь, и какое-то мгновение мне кажется, что птиц гораздо больше, чем на самом деле. Практически весь первый этаж — это одна большая комната с сетками на окнах и пластиковыми покрышками на диванах. А все стены покрыты картинами — огромными стенными росписями с кучей деталей. На самой большой стене красовалось изображение Ноева ковчега, только у огромного корабля были крылья и глазки на рожках, а погружались на него существа вроде единорогов, карманных дракончиков и болотных чудищ.

Я медленно осматривалась, потеряв дар речи.

И тут мне на голову спикировала птица.

— Кыш! — крикнула Рейчел и смахнула ее с меня.

— Ничего страшного, — сказала я.

— Нет, эту лучше к себе не подпускать, — ответила она. — Это Караваджо, он кусается.

— А кто расписал стены? — спросила я.

— Моя мама, — ответила Рейчел. — Она художница. Хочешь подняться наверх? Там не такой бардак, потому что там живет только одна птица. И она не кусается.

У Рейчел в комнате тоже все в росписях, а еще везде висят странные коробочки. Я присмотрелась к одной из них. Она была сделана из дерева и раскрашена, а внутри ее — маленькие игрушечные птички. Я была почти уверена, что это игрушки, а не чучела, но они сделаны из настоящих перьев. Птичка сидела в кресле-качалке и курила трубку.

— Это мамина работа, — сказала Рейчел. — Не продалась, вот мне и разрешили ее оставить.

— Твоя мама продает свои работы?

— Ага. — Рейчел вздохнула, словно это была очередная тайна, как птицы. — Мама не училась на художника, это у нее было такое хобби, но несколько лет назад какой-то чувак увидел ее вещи и сказал, что хочет их продавать. На жизнь этого не хватает. Мама говорит, что откладывает все на мой колледж.

— Это так круто. — В другой коробочке тоже оказалась скульптурка птички. — А что было сначала, птицы или работы?

— Ну, птицы у нее были до того, как она стала делать коробочки, но она и до птиц занималась искусством. Стены она всегда расписывала. Если надоест, она покрывает старые росписи новыми. Мне до сих пор обидно, что она переписала дракона на кухне. Она утверждала, что по утрам, когда она пила кофе, он слишком угрожающе на нее смотрел.

— Сколько у вас птиц?

— Внизу четыре воробьиных попугайчика и один краснохвостый. Плюс мой попугайчик наверху.

Она задергивает шторы и выпускает попугайчика из клетки.

— Это Пикассо.

Пикассо — крошечная зеленая птичка — радостно прыгнул ей на руку.

— Хочешь подержать?

Я села к Рейчел на кровать. Она не была покрыта пластиком. Рейчел взяла мою руку и перевернула, чтобы я держала ее плоско, потом насыпала на ладонь немного семечек из банки и спихнула птичку мне на руку. Та заглатывала семечки, вертя головой и поглядывая на меня.

— Он очень милый, — сказала я. — Скинь его фотографии на Кэтнет. Только не со мной.

— А что, если я очень приближу, чтобы только руку было видно?

— Тогда, думаю, можно.

Рейчел достала телефон и направила камеру в сторону от моего лица.

— Так откуда ты взяла имя Джорджия? — спросила я. — Ты там родилась?

— Нет, это в честь Джорджии О’Киф, художницы. Все наши птицы названы в честь художников. Внизу Караваджо, Вермер, Шагал и Моне, а краснохвостого зовут Фрида Кало.

— Как ты можешь бояться летучих мышей, когда у тебя над головой все время летают птицы?

— Ну, к птицам мне пришлось привыкнуть.

— Почему ты держишь все это в секрете?

— Я же говорила. Потому что они гадят на людей. Последний раз, когда у меня были гости… — Рейчел вздохнула так тяжело, что птица вспорхнула у нее над головой. — Последний раз у меня были гости, а именно Брайони, в седьмом классе. Да Винчи тогда нагадил ей на голову, и она потом годами мне это припоминала. Годами, без преувеличения. К тому же у нас больше птиц в доме, чем положено по правилам. В Нью-Кобурге нельзя иметь больше четырех домашних животных, хотя на самом деле никому нет дела, где ты их держишь.

— Поэтому у вас все окна зашторены?

— Нет, это чтобы птицы не бились в окна. Странно, птицы в целом довольно умные, особенно попугаи. А воробьиные попугайчики тоже попугаи, просто маленькие. Но окна — это для них все равно слишком сложно. Эй, куриные мозги.

Последнее было обращено к птице, которая снова запрыгнула ей на палец и позволила Рейчел погладить ее хорошенькую головку.

— Покажешь моей подруге, как мы играем в ку-ку?

Птичка чирикнула, и Рейчел достала из коробки у кровати салфетку. Она набросила салфетку на птичку.

— Где Пикассо? Где Пикассо?

Она стянула салфетку. Птичка затрещала в ответ. Получались не совсем слова, но звучало совершенно как «ку-ку».

— Слышала? — спросила Рейчел.

— Ага! — ответила я.

Она несколько раз проделала этот трюк. Птица начала повторять за ней каждое «где Пикассо». Как следует повторить слова она не могла, зато интонация была один в один.

Я бы очень хотела просто сидеть и слушать эту птичку, а не думать о бегах, о маме, о том, что историю с роботом показывали в новостях, но мне надо было понять, что знает Рейчел, хотя бы о последнем.

— Значит, в новостях говорят, что это произошло в Нью-Кобурге. А что насчет меня? В новостях упоминают мое имя?

— Нет. — Она подняла глаза, а потом снова опустила и посмотрела на птицу. — Мне так жаль; не надо было тебя подговаривать…

— Ничего страшного. В смысле ты меня не заставляла это делать. Просто мне нужно знать… что теперь известно.

— Я не видела, чтобы тебя упоминали в новостях. В школе почти никто не знает, как тебя зовут, понимаешь? Ты в безопасности.

Она снова сунула птицу в клетку.

— Что ты знаешь о своем отце? Знаешь, как он выглядит?

— Ну, я знаю, что у него карие глаза, потому что у меня карие, а у мамы голубые. Это если верить уроку биологии по генетике, на котором, если верить моей маме, все так упрощают, что это на пятьдесят процентов лажа. — Я посмотрела на птицу и задумалась о генетическом происхождении ее окраса. Внизу одна из птиц была голубая, одна частично желтая, а все остальные — зеленые. Интересно, воробьиные попугайчики всегда зеленые или это просто особенно зеленая стая?

Мы спустились обратно на кухню, и Рейчел стала готовить замороженную пиццу и разогревать суп.

— Папа задерживается на работе, а мама в мастерской, — сказала она.

— Они не будут против, что я тут?

— Нет, они будут рады. Я