Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Харитон слышит эти разговоры, как сквозь стену. Он думает о своем. Конечно, если захотеть, то можно прокатиться и на льдине. Вороны-то катаются. Ничего трудного и опасного тут нет… Только вот если мама узнает, лупцовки не миновать. Пусть и не очень больно — разве у мамы кулаки? Мягкие подушечки.

Бьет, а сама боится сделать больно. Главное — не лупцовка. Мама может разволноваться, расплакаться, а потом у нее голова заболит, сердце заноет. Не стоит ее расстраивать.

— Говоришь, никто б не смог? Смогли бы…

— Ну кто? Скажи, кто?

— Харитон бы смог. Колумбы, они знаешь какие храбрые — моряки!

— Колумб Америку открыл.

— Так это тот… Были когда-то люди…

— А этот, думаешь, не смог бы, если б захотел?..

— А хоть и захотел, далеко куцему до зайца.

Харитон будто и не слышит подзуживания. А сам весь кипит. Над его моряцким происхождением издеваются! Мало им того, что отец погиб в океане, они и сына толкают в реку. Вот возьмет и докажет, что Колумбасы настоящие моряки — на воде выросли, и море им по колено! Высмотрит сейчас льдину, вот хотя бы ту, треугольную, что несется вперед самым острым углом, и прыгнет. Пусть только поближе к берегу подплывет: Харитон покажет этим болтунам, что не один Мишка Коробцов храбрый! Пусть только подплывет…

Харитон сходит на самый край берега, не спускает глаз со льдины. Она, как бы разгадав замысел смельчака, поворачивается боком, приближается к берегу, раздвигая ледяное крошево. За спиной Харитона толпятся ребята. Они поняли, что слова их попали в цель, что представление, без которого редко обходится ледоход, вот-вот начнется.

Но ничего не началось.

— Директор!..

Словно ветром сдуло с берега всех школьников: бросились врассыпную, птичьей стайкой понеслись берегом Десны в сторону, обратную той, откуда показалась коренастая фигура директора Бузиновской школы.

— Эй, эй, стойте, стойте! — насмешливо кричал им вслед Харитон. — Вон льдина у самого берега, кино бесплатное покажу, куда же вы?

Но где там!.. Только подошвы мелькают да пыхтение слышится. Не хотят бесплатного кино, бегут — кто в школу, кто подальше от нее, от глаз директорских. Один Харитон не тронулся с места. И на льдину прыгать не стал. Да она и не подошла близко, повернула опять на середину реки.

Харитон знал, что директор направляется к нему. Он уже различал его тяжелые шаги с припаданием на правую ногу, слышал астматическое дыхание. Не радовался, но и не боялся этой встречи.

— Колумбас, ты что тут делаешь?

Директор остановился. Он смотрел на реку, а обращался к Харитону.

Харитон Колумбас неохотно оглянулся, помолчал, сдернул с головы фуражку:

— Здравствуйте, Павел Максимович…

Спрятал лукавые смешинки в уголках глаз, вновь напялил фуражку.

— Здравствуй. Почему ты не в классе?

— Маму дожидаюсь.

— То есть как?

— Мама вчера за Десну поехала, за товаром. Сказала, чтобы встречал, да начался ледоход. Вот и высматриваю…

Павел Максимович — человек в летах, нездоровый. Он воспитал не одно поколение бузиновцев, каждого знал насквозь. Видел — юный Колумбас принимает его за простака, знает, что директору при его болезнях не до конфликтов и препирательств с учениками. Директору действительно не хотелось начинать серьезный разговор с непослушным мальчишкой, тем более здесь, перед лицом стихии, перед силой, рядом с которой все кажется таким мелким и будничным…

— Марш в школу, Харитон. Там поговорим!

— А о чем? — хитро исподлобья блеснул глазами Харитон. В нем сразу проснулось непокорство.

— Об опозданиях, прогулах…

— А почему об этом со мной надо говорить? Вы, Павел Максимович, вон с теми, что удирают, как воры, поговорите. Вот они-то настоящие прогульщики и лодыри, а я что? Я жду маму. Я не без дела…

— Придется с матерью разговаривать, — слабо наступал директор.

Река обезоружила его, ледоход пленил. «Быть может, и в самом деле в такие минуты не следует держать детей в классе, а лучше вывести к реке, к этой вечной стихии и сказать: «Смотрите, ребята, вот она, настоящая жизнь, суровая, неумолимая, в вечном движении, в вечном разрушении и творении. Учитесь разбираться в ней, учитесь побеждать».

Так размышлял директор, преподаватель математики, философ и практик в душе.

Харитон не возражал против беседы с мамой.

Павел Максимович любовался ледоходом. Он понимал: спорить сейчас с непокорным учеником — все равно что пытаться остановить движение льда на бушующей Десне. Почувствовал директор: что-то сложное, сразу непостижимое творится в душе Харитона. Просто так не подступиться к независимому мальчугану, не подчинить его своей воле.

— Так, значит, мама не возвратилась? — спросил Павел Максимович уже совсем миролюбиво и даже сочувственно.

— Нет…

— Хм… Отрезал, значит, ледоход. Теперь, считай, на несколько дней. У знакомых побудет. А тебе не следует торчать у воды. Иди в класс. Знаешь, Харитон, упустить многое в жизни легко, наверстать потом трудно.

Харитон молчал, обезоруженный доверительным тоном беседы. Понимал, что директор говорит правду, возразить было нечем.

Павел Максимович повернулся и, понурив голову, будто виноватый, направился к селу. Харитон в недоумении глядел ему вслед. Неужели так и уйдет, ничего больше не скажет? Нет, остановился, обернулся, крикнул:

— Не вздумай только на льдину лезть! Слышишь?

Что-то отечески теплое, заботливое слышалось в голосе учителя, и Харитон заверил:

— Не бойтесь, не полезу.

Долго еще стоял он возле Десны. Даже в глазах зарябило от круговерти, даже в ушах зашумело от шороха льда. Почувствовал — есть хочется. Тут уже не до катания на льдине. Отощаешь — не то что льдину, коня не оседлаешь. На берегу почти никого, все возвратились в село…

В Бузинном ревели моторы, стучали веялки, люди перекликались. Солнце уже припекало по-летнему, тропинки просохли, лужи в колдобинах испарялись, в тени дотаивал последний снег. Самые беспокойные и работящие хозяйки вышли на огороды.

— Не слыхали, правда иль нет, что кричал кто-то на Десне?

— Говорят, кричал…

— Ну, а кто слыхал?

— Никто не слыхал.

— Вот тебе и на!

Харитон пропускал все это мимо ушей. Не спеша, как воин, выигравший битву с противником, возвращался он домой. Он имел право гордиться — самого директора не испугался. И ничего тот ему не сделал. А коли так, то сегодня он тоже прогуляет и только завтра — так и быть — пойдет в школу.

Парнишка почему-то был уверен: зайдет во двор, а навстречу — мама. Чуда не произошло — во дворе было пусто, хата заперта, ключ лежал в том же потайном месте, где оставил его Харитон. Не заходя в дом, он направился в лавку. Подумал: может, лавка открыта, мама торгует. На дверях, как и вчера, чернел увесистый замок, ставни блестели порыжевшими досками.

Грустно сделалось Харитону.