Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Когда завод вступил в строй, отец Ляны возглавил один из цехов. Теперешний министр настолько с ним подружился, что, когда родилась Ляна, стал ей как бы крестным отцом. В тот год, когда он уехал на новую стройку, Вадим Андреевич сделался главным инженером Новотуржанского завода.

Закончив разговор по телефону, министр решительно положил трубку, что означало — на сегодня достаточно. Спросил гостя:

— Обедал?

— Собираюсь.

— Так принимаешь в компанию? Я тоже сегодня только на кофе… В Совете была, брат, такая плавка, что дорогу в буфет позабыл. С планом зарез.

Министр быстро взглянул на директора — у него неожиданно возникла мысль: а не увеличить ли нагрузку на Новотуржанский? Это идея! Хоть на какое-то время можно выползти из прорыва.

По дороге он расспрашивал о домашних делах, а сам думал; поймет ли, поддержит ли его идею директор?

Домой возвратился в приподнятом настроении: отвел душу за разговором с товарищем, который сразу угадал его замысел и загорелся не меньше своего бывшего наставника. За обедом неудобно говорить о делах, а времени тоже в обрез, потому что на самолет спешил новотуржанский директор. Но в основном договорились обо всем. Дома, на заводе, все станет виднее, все обстоятельства можно взвесить. На том и расстались.

Вернувшись домой, министр принялся за газеты. Читал внимательно, вдумываясь в каждую фразу. Но не дочитал — зазвонил телефон.

Из трубки донесся звонкий голос:

— Алло, алло! Товарищ министр? Добрый вечер, это ваша крестница…

Лишь на какой-то момент у министра сурово сошлись на лбу морщинки.

— Ты откуда это звонишь, голубка моя? — спросил министр.

— Из дома. Прошу извинить, но я уже очень соскучилась, вы что-то совсем забыли наши края…

— Спасибо, голубка, что вспомнила. Я тоже скучаю по некоторым отличницам и хотел бы поцеловать их в мудрый лобик, но дела, Ляна, дела!

— Извините, что побеспокоила. Да вот вспомнила о вас, и рука сама потянулась к трубке, хоть и нельзя…

— А мы сегодня тебя вспоминали, вот только-только, перед твоим звонком. Как говорится, легка на помине…

— С кем же это вы могли меня вспоминать?

— С твоим любимым папочкой…

— Вот молодцы! — воскликнула Ляна, не дослушав. — А где же он? Вы ему здорово всыпали? Что у него там? А то я волнуюсь, и мама, и дедушка наш…

— Все хорошо, не волнуйтесь. Папа домой полетел.

Ляне, собственно, только это и надо было. Вежливо поблагодарив за добрые вести, пригласила министра в гости и, довольная, положила трубку. Бросилась к матери, чтобы и ее порадовать приятной новостью, но на минуту остановилась у двери: как сказать маме о том, что побеспокоила министра? Может, лучше намекнуть, что не она ему, а он сам позвонил? Но только взялась за ручку двери, как раздался телефонный звонок, и она бросилась к столу.

Звонил папа. С аэродрома. Сказал, что через полчаса вылетает, что уже по радио объявили посадку на самолет.

— Прилетай скорее! — попросила Ляна. — У нас такая новость, ты себе не представляешь…

— Что за новости?

— Аисты!

— Что?

— Аисты!

— Что, что? Не понимаю!..

— Ну аисты! Аист… На вязе…

— Хорошо, хорошо! Спешу на самолет, дома объяснишь…

Так отец и не понял, о каком вязе, о каких аистах говорила дочь. В телефонной трубке трещало, над головой радиорепродуктор сообщал о посадке, вместо «аист» слышалось «а есть», а что есть, узнает дома.

Счастливая и умиротворенная укладывалась Ляна спать. Немного расстроилась, что отец не расслышал ее, но, подумав, решила: приедет папа, она выведет его утречком на крыльцо и спросит: «А ну-ка, угадай, что у нас новенького?»

Уже в одеяло завернулась, свет выключила, но, вспомнив об аистах, выпорхнула из постели. Припала лбом к оконному стеклу. В небе по-весеннему сияли звезды, луна катилась к небосклону, в темноте чуть различались силуэты деревьев. Вяз был виден. Он казался головастым великаном, но, как ни всматривалась Ляна, аистов не увидела. Еще бы, такая темень.

Она и не могла их увидеть. Ни ночью, ни днем. В то самое время, когда Ляна разговаривала с министром, ее аисты спорхнули с гнезда. Аистиха, отдохнув трое суток, почувствовала в себе достаточно сил для продолжения путешествия. Не подав аисту никакого знака, она решительно соскользнула с недостроенного гнезда, взмахнула крыльями, захлопала ими призывно, разогнала первый сон аиста и, увидев, что и он покинул гнездо, стала набирать высоту, держа направление на Полярную звезду. Аистов подхватило теплое воздушное течение — то самое, которое почти незаметно, но все же, как говорят синоптики, со скоростью нескольких метров в секунду катится с юга на север, — вынесло их в небесный простор, чуть ли не под самые звезды. Аистиха ощущала радость в полете, энергично взмахивала крыльями, ее силы множились, а воздушный поток тянул вперед, будто в гигантскую аэродинамическую трубу. Внизу, под розово-бледным светом месяца, поблескивали озера и вились ленты речек, в разноцветные гирлянды сливались электрические огни, полной грудью могуче дышали заводы, извергали из высоких труб клубы пламени и белые ярусы дыма, гудки паровозов будили сонную землю, рвались в звездное небо…

Они летели час, другой. Возвращаясь из теплых стран, птицы не ленятся лететь целыми сутками, лишь бы воздушные течения были попутными, да светили звезды, да знакомые очертания озер и речек указывали дорогу. Лишь бы крылья у них не болели да великая надежда вела в родные и дорогие птичьему сердцу края…

Иногда над аистами проносились самолеты. Помаргивали красными огоньками, предупреждая птиц и все живое, что могло быть в небе: дай дорогу! И аисты уступали дорогу. Невольно складывали крылья, опускались поближе к земле, пропускали стальных собратьев, признавая их преимущество, а затем снова взмывали в небо, снова полагались на волю воздушных течений, снова плыли вперед и вперед. Возможно, в одном из этих самолетов находился и отец Ляны, человек, который должен был утром познакомиться с аистами…

Летят аисты. Упруго, ритмично, слаженно свищут их крылья, и свист этот кажется помолодевшей аистихе наичудеснейшей музыкой. Путь их пролег над землей, над озерами, над золотой полосою Днепра, над широкими морями днепровскими. Путь на Десну.

И никто из людей не видит этого полета. Только Ляне, которая крепко спит, грезятся аисты, белокрылые, черноперые, с длинными клювами и шеями, с красными ногами, прижатыми к хвосту. Птицы, что летят и летят без передышки до тех пор, пока не развеется чудесный сон школьницы…

ЯРИСЬКА

I

На стене, чуть ниже