Про других и про себя - Аркадий Миронович Минчковский

со сверхпородистыми собаками, а тут наш Иван Рюмкин с Тимошей. Нечего и надеяться, что на него дирекция или служащие закроют глаза. А уж как не хотелось Ивану Аполлонычу жить отдельно от товарищей-артистов. Все они будут вместе, в гостинице, а Рюмкин со своим любимым псом пропадай где-нибудь в чужой квартире, да ещё в той, куда пустят. Потому что теперь у каждого ковры и фасонная мебель. Иные хозяева про собаку и слышать не хотят.

Но на то он и был находчивый клоун, чтобы сыскать выход. Рюмкин построил из фанеры вместительный ящик, с виду чемодан-кофр, в каких известные артисты перевозят сценический гардероб. Сверху, как полагается, ручка. Стенки покрасил в коричневый цвет, под кожу, а по бокам разрисовал цветными кругами. Весёлый получился чемодан. Сразу видно: цирк приехал. Среди ярко накрашенных кругов темнели и совсем небольшие кружки чёрного цвета. На самом деле они были дырками. Чёрными получались, потому что в ящике тьма. Через эти прорезанные кружочки и проходил воздух, чтобы упрятанный в чемодан Тимоша не задохнулся. Так по секрету и перевозил с места на место Иван Аполлоныч своего четвероногого партнёра.

Подойдёт к гостинице машина с артистическим багажом. Музыканты понесут барабаны, разные инструменты в футлярах, звуковые колонки. И Рюмкин тащит раскрашенный ящик, спешит с озабоченным лицом. Дескать, там у него такое, что другому и доверить нельзя. Люди смотрят: серьёзный человек. Никому и в голову не придёт, что у него там в чемодане.

В номере клоун — дверь на ключ и выпустит пса, чтобы поразмялся. Умный Тимоша, пока Рюмкин чемодан не открывает, сидит в нём: ни скульнёт, ни гавкнет. Понимает, чего это может им с хозяином стоить. Горничная придёт номер убирать — пёс вынюхает чужого, совсем затаится. Женщина наведёт порядок и с секретного чемодана смахнёт пыль, ничего не заметит неладного. Потому что Тимоша в эту минуту будто и дышать перестанет.

Правда, коридорные в гостиницах да и швейцары внизу удивлялись: зачем беспокойный жилец по нескольку раз в день свой размалёванный ящик таскает туда-сюда. Бывало, кто-нибудь любопытный и спросит:

— Скажите, пожалуйста, товарищ артист, что это у вас в вашем интересном сундуке такое?

Иван Аполлоныч вскинет на спрашивающего пытливый взгляд. Уж не догадываются ли о его тайне? Потом пригладит ладонью седую чёлочку — без грима он на клоуна вовсе не походил — и ответит:

— Там у меня сложная аппаратура для выступления. Я с ней, что ни день, должен репетировать.

Ему говорят:

— Так вам бы и оставлять её на сцене. Вон же музыканты, как свезут свои барабаны, назад не притаскивают.

На неприметном лице Рюмкина дрогнет вежливая улыбка.

— Что вы, — скажет. — Это же не барабан. Там у меня дорогостоящая, хрупкая вещь. Без моего личного присмотра никак оставлять нельзя.

Ну, кто спрашивал, решит, что Рюмкин, видно, какой-нибудь замечательный иллюзионист, а в сундуке и есть те самые тайны, про устройство которых никто, кроме самого артиста, ничего знать не должен. Иной его и пожалеет про себя. «Вот ведь, — подумает человек, — фокусник, а и ему на жизнь зарабатывать непросто».

Иван Аполлоныч меж тем уйдёт от опасных вопросов, поднимется к себе, освободит Тимошу. Потом закроет дверь на ключ и заспешит в буфет. Оттуда принесёт бутылку молока, булочку, бутерброды с колбасой. Опять дверь на замок, теперь уж с внутренней стороны, и покормит своего любимца.

Тимоша полакает молока, съест колбасу и насытится. Рюмкин и сам недавно пообедал. Можно и отдохнуть от представления. Клоун бросит на диван подушку и приляжет, а Тимоша широко зевнёт и повалится на бок. Раскинется на ковре возле дивана, вытянет ноги. Лежит, один глаз в ковёр, другой от дневного света прикроет. Будто не живой, только гладкий его живот то поднимается, то опять спадает. Это пёс во сне дышит, а кончики лап нет-нет да и подрагивают. Наверно, снится ему что-то по-собачьи хорошее — может, видится, что он ещё маленький и взапуски носится со своими братьями-щенятами. Это ведь не в ящике дремать, томиться. На ковре спать — раздолье. В такой час им с Рюмкиным обоим неплохо. Бывает, и изрядно всласть подремлют.

Знали друг друга клоун с собакой отлично. Понимали с одного взгляда. Ещё бы! Сколько лет вместе. С Рюмкиным Тим-Тимоша не расставался с тех пор, как его забрали от мамы, которую он не помнил. Может, Тимоша думал, что Иван Аполлоныч ему родственник. Клоун был ему самым близким.

В гостинице, где произошёл казус, о котором пойдёт речь, они жили уже четвёртые сутки и надеялись пробыть ещё дней пять. Город был не маленький. И в нём, и по соседству хватало и концертных залов, и рабочих клубов. Зрители посещали выступления цирка на сцене охотно. Клоун со своим смешным Тимошей нравились и детям и взрослым.

В то злополучное утро, когда случилась неладная история, поначалу всё было как всегда. В ранний час Рюмкин стаскал Тимошу погулять на пустырь подальше от гостиницы. Вернувшись, затворил дверь и выпустил пса из ящика. Как и всякий день, Иван Аполлоныч сбегал в буфет и покормил пса. После чего они привычно прилегли вздремнуть.

Кто знает, сколько проспали, но разбудил их настойчивый стук в дверь из коридора.

Тимоша мгновенно поднял голову и лёг на все четыре лапы, тревожно и молча глядя на хозяина. Проснувшись, тот сделал псу знак: дескать, цыц! И уже спустил с дивана ноги в полосатых носках.

— Ага, ага!.. Кто там меня? — крикнул он.

— Иван Аполлоныч, вы дома? Бурлак всех к себе требует. Сказал, чтобы немедленно... Слышите?

— Слышу, слышу!.. Сейчас я, мигом!

Рюмкин вскочил с дивана и, отбросив в сторону тёплые меховые шлёпанцы — он их любил носить дома, — стал торопливо надевать ботинки. Потом нырнул головой в заготовленную петлю галстука, глянув в зеркало, махнул расчёской по редким волосам и заторопился на вызов.

У двери клоун ещё обернулся к Тимоше:

— Смотри, ни гу-гу тут!

Только Иван Аполлоныч вставил ключ в скважину, кто-то из дали коридора прокричал:

— Рюмкин, нельзя побыстрее? Тебя только и ждут.

— Лечу, лечу!..

Подгоняемый товарищами, он как мог поспешил на второй этаж, где пребывало их гастрольное начальство — администратор Аскольд Львович Бурлак. Вообще-то это был довольно покладистый человек, но стоило ему куда-либо выехать с группой актёров, как свойский Бурлак превращался в командующего. Требовал, чтобы к нему являлись минута в минуту, ни в чём не прекословили и выполняли всё, что тут он