Про других и про себя - Аркадий Миронович Минчковский

ТИМ-ТИМОША

Вот какая история приключилась с моим знакомым цирковым артистом.

У клоуна Ивана Аполлоныча Рюмкина жил пёс редчайшей породы. Вернее сказать, многих пород или никакой. Смесь бульдога с рыжим сеттером. Да ещё, судя по ушам, с таксой, что ли. Тут уж, пожалуй, от его собачьей бабушки или деда.

Между прочим, дурного в том ничего нет. Это хозяева некоторых собак любят покичиться: у меня-де чистейший дог, какой-нибудь там ньюфаундленд или завезённая из Японии невероятная болонка. А что дылда-дог глуп как пробка, от по-медвежьи мохнатого ньюфаундленда в квартире лишь теснота, игрушечная болонка только что и умеет — попусту визгливо лаять, об этом их владельцы помалкивают. Им лишь бы погордиться: мы — порода!

Ну и пусть. Всё равно известно: самые толковые на свете собаки — дворняги. Не беда, что на вид иная бывает хоть не смотри. Тут как у людей. Не в том достоинство, что он писаный красавец, а в том, чего этот человек стоит на деле.

Наш, невесть откуда взявшийся пёс Тим — Рюмкин его называл Тимошей — красотой не отличался. Длинный телом, на кривоватых, по-бульдожьи мускулистых ногах, с ушами, болтающимися, как концы башлыка, да к тому же по-сеттеровому волосатыми, он на погляд был смешон. Встретят его на улице, кто скажет: «Ну и страшила!» А кто: «Ой, какая забавная собачина!» Зато Тимоша был очень умным псом.

Ну, дальше сами узнаете.

Рюмкин с ним раньше выступал на манеже. Жили они подолгу в разных городах, в общежитиях при цирках, где никого не только учёным псом не удивишь, а и спящим в одной постели с дрессировщиком тигрёнком или, и того пуще, разгуливающим по комнате на ногах-палках страусом. Потому что звери тут — те же артисты. Никто в цирковом общежитии не обижается, если среди ночи картаво вскрикнет попугай или послышится рёв чем-то недовольного мишки.

Дома Тимоша был тихим, почти никогда не лаявшим псом. На арене — умелым партнёром клоуна. Он мог хоть полчаса ходить на задних лапах. Стоило Рюмкину зазеваться, Тимоша стаскивал с него шляпу-котелок и, подкинув её вверх, умудрялся подставить под неё голову. Потом отнимал у клоуна тросточку и, повесив её на переднюю лапу, барином, с длинными ушами разгуливал перед публикой. Он умел среди разбросанных по манежу картинок с буквами находить нужные и выкладывать слово «спасибо!». Мог считать до десяти не хуже начинающего первоклассника. Тимоша ещё громко скулил на весь цирк «Очи чёрные», когда Иван Аполлонович наигрывал эту песню на скрипке.

Но прошли годы. Появились молодые дрессировщики с десятками ловких и сообразительных собачек. Рюмкин ушёл из цирка. Но и они с Тимошей не пропали — стали выступать с акробатами, жонглёрами и фокусниками на сцене в различных клубах. Так и называлась их разъездная группа: «Цирк на сцене».

Всё было бы хорошо. Хозяин пса любил путешествовать и не отказывался куда бы то ни было ездить. Тем более туда, где ни зимой ни летом настоящего цирка не бывало, а посмотреть гимнастов, смешных клоунов и дрессированных зверюшек хотелось и детям и взрослым. Рюмкин был лёгок на подъём. Он ведь с шести лет выбегал на манеж вместе с братьями-акробатами. Был с детства приучен кочевать по дорогам и спать под брезентовым потолком на ящиках с цирковым багажом. Ну, а в нынешних-то условиях — в тёплых домах, с горячей водой! — что тут не ездить?!

Да, всё бы хорошо, если б только не одно огорчительное обстоятельство.

Дело в том, что ещё недавно, когда с гостиницами было туго, Рюмкин с Тимошей, не требуя для себя особых удобств, пребывали в поездках на частных квартирах. Конечно, и другие артисты тогда жили кто где и собирать их, если это вдруг срочно, требовалось время. Ну а теперь чуть ли не в каждом и небольшом городе гостиница, иногда и преотличная. На гастролях все живут кучно. Понадобится собраться вместе, пять минут — и готово! Да и худо ли, номера с ваннами, с душами... Словом, всем хорошо и удобно.

Да, всем, кроме Рюмкина.

Худо было Ивану Аполлонычу с его верным псом. Чем лучше гостиница, тем труднее приходилось этим уже немолодым — одному по-людски, другому по-собачьи — участникам представлений.

Существует у нас такой неколебимый закон: проживать с собаками, кошками или другими какими-нибудь зверями в гостиницах не разрешается ни под каким видом. Тут, как ни проси дирекцию, сколько ни уверяй, что у тебя самый приличный и образованный пёс на свете, — ничего не поможет. Запрещено, да и только!

Бывал я за границей. Там другое дело. Там плати деньги и живи хоть с гадюкой. Конечно, при условии, что она никому не наделает вреда. Но уж сдерут с тебя за змею в номере — будь здоров!

Но вот с собаками... Не знаю, возможно, они там воспитаны по-другому, но против них, я замечал, никто ничего не имеет. Даже в самых шикарных отелях. Да и как же иначе? Состоятельные американки или англичанки непременно путешествуют со своими собачонками, а бывает, и с разными мартышками. На этот случай в богатых отелях имеются и специальные собачьи постели и посуда. Но то за границей.

Знал я одного знаменитого писателя из Франции. Он куда ни ездил, с ним всегда два чёрных пуделя. Приплыл этот писатель и к нам в Ленинград. Поехал в гостиницу. Вручили ему ключ от номера, а тут как раз директор. К своему ужасу, видит: идёт турист по коридору, попыхивает трубкой в зубах. Впереди несут чемоданы, а за гостем, бесшумно ступая по ковровой дорожке, бегут две до невозможности мохнатые большие собаки. Бедный директор не знал, что и делать. С одной стороны, иностранец, да ещё знаменитый. Нужно наше гостеприимство показать. С другой — два таких пса, что никакими правилами не предусмотрено. Как тут поступить? Не строить же во дворе собачью будку. Да и не известно ещё, согласится ли француз расстаться с пуделями. И решил директор сделать вид, что никаких собак он в гостинице не примечал. И служащим отдал распоряжение: нет их. Никто не видел. Так с пуделями, которых будто и не было, прожил иностранный гость несколько дней и дальше с ними уехал — в Москву.

Но то француз-знаменитость