Эпилепсия – оставаться в сознании. Истории о том, какой разной бывает болезнь - Мария Панова

Не раз приходилось видеть разные домыслы и предположения на основании исторических фактов. В «Истории Российского государства» Бориса Акунина, например, противостояние шведского короля Карла и Петра Великого названо «битвой аутиста с эпилептиком» – автор даже сам чуть иронизирует над смелостью своего заключения. И, кстати, потом всё же упоминает диагноз, который мне кажется наиболее вероятным.

История Петра I содержит много фактов, но в ней нет главного, самого ценного, чего в избытке было, например, у Федора Михайловича Достоевского – описаний болезни от первого лица. Мы не знаем, что чувствовал Пётр в начале припадков, а потому трудно классифицировать его приступы. Но у нас есть описания свидетелей приступов монарха. Правда, в каждом из них имеется изрядная доля интерпретаций, их приходится выделять и отбрасывать, чтоб не мешали поиску.

Вот что пишет Ю.А. Молин, судебно-медицинский эксперт, в статье «Петр Великий: последние годы жизни глазами врача»: «Видимо, Петр страдал малыми эпилептическими припадками – сравнительно легким нервно-психическим расстройством, которому в тяжелой форме соответствует истинная эпилепсия, проявляющаяся в так называемом «большом припадке». Думается, что Петр не был подвержен этому крайнему проявлению болезни: никто из оставивших письменные свидетельства не видел, чтобы он падал на пол… или утрачивался контроль над телесными отправлениями».

Простим врачу, далекому от неврологической специальности, ряд грубых ошибок. Сейчас уже не используются понятия «малый» и «большой» припадок, но доктор и без того всё перепутал: малыми раньше назывались абсансы – замирания, а большими – типичные тонико-клонические приступы с непременной потерей сознания. Ничего похожего на абсансы историки не описывают, запомним это, чтобы дальше не путаться. Зато факт потери сознания после того, как приступ у Петра начинался, был не раз документирован.

Я привожу этот отрывок из статьи коллеги как пример небрежного обращения с фактами. В истории болезни Петра Великого такого очень много.

Вернемся к нашему больному. Вот какие особенности внешнего вида описывают историки.

В.О. Ключевский (1990) писал: «Петр был великан, без малого трех аршин ростом (2 м 4 см)… христосуясь на Пасху, он постоянно должен был нагибаться до боли в спине». При очень высоком росте государь был узкоплеч, о чем свидетельствуют сохраненные в музеях его кафтаны.

Если посмотреть на памятник Петру в Петропавловской крепости (скульптор Шемякин), у врача непременно возникнет мысль: а не было ли тут генетической аномалии? Маленькая голова, круглые щеки, слегка навыкате глаза, несуразные длинные «паучьи» конечности – все это наводит на мысли о синдроме Марфана, врожденной аномалии, поломке гена, кодирующего строение соединительной ткани.

Петр – это вообще пример сложного больного со множеством болезней. Таких пациентов врачи называют «коморбидными» и частенько страдают оттого, что лечение одной болезни противоречит лечению другой. Лекарства не сочетаются, риски навредить растут. В общем, государь был бы той еще головной болью для современного доктора.

Продолжаем поиск описаний приступов у государя: «…Имел иногда в ночное время такие конвульсии в теле, что клал с собою денщика, держась за плечи которого засыпал». Исследователи указывали, что, по словам самого царя, приступы появились после тяжелой психотравмы во время стрелецкого бунта 15 мая 1682 года, когда десятилетний мальчик стал свидетелем кровавой расправы с близкими ему людьми.

Летописи говорят, что десятилетний Петр сохранял в те страшные минуты «изумительное спокойствие», но это не так. Мальчик буквально окаменел от ужаса, не мог открыть рот, пошевелиться. Его как куклу унесли с места происшествия.

Мне кажется, Петр «подтасовывает» это событие под начало эпилепсии. Потому что причина, конечно, не в страшном потрясении. Очень уж типична картина приступов у Петра и заставляет врача думать о том, что в его мозге была структурная причина болезни. То, что можно было бы увидеть на МРТ мозга. То, что фонило бы медленно волновой активностью над правым полушарием на ЭЭГ. Но об этом – позже.

Еще находим описание у Чезаре Ломброзо: «…Был подвержен подёргиваниям лицевых мускулов, ужасно искажавших его лицо».

А вот описание внешности Петра I, сделанное известным художником, учеником Рембрандта, Готфридом Кнеллером: «При его большом росте ноги показались мне очень тонкими, голова у него часто конвульсивно дёргалась вправо».

Марксистский историк Покровский пишет: «…Во время серьёзного волнения у Петра появлялся нервный тик различной интенсивности, который затрагивал левую сторону его лица… Похоже, однако, что бывали случаи, когда у Петра этот нервный тик переходил в конвульсивный приступ и приводил к потере сознания… Психическое расстройство, от которого он страдал, было эпилепсией височной доли… Несомненно, долгосрочное влияние мучительных детских переживаний и длительное злоупотребление алкоголем также повлияли на его здоровье и мировоззрение». Сразу отбрасываем интерпретации историка, они нам не пригодятся: переживания детства и алкоголь – все это плохо и вредно для организма, но для диагноза несущественно; данных за височную локализацию эпилептогенного очага тоже пока нет, тут бы пригодились описания ощущений самого Петра, но их не существует.

А вот полезно для диагностики будет описание фокального приступа, который явно был моторным (непроизвольное подергивание левой половины лица, ритмичный поворот головы). Приступ начинался у Петра без утраты сознания. В других исторических источниках находим описание вероятных эпистатусов, когда государь после типичного начала припадка в левой половине лица и руке терял сознание, далее развивались тонико-клонические судороги, и в сознание государь не приходил по несколько часов. В такие моменты окружение всерьез было обеспокоено, а вернется ли вообще Петр в мир живых.

Датский посланник Юст Юль приводит довольно устрашающую зарисовку с натуры, сделанную на торжествах по случаю полтавской победы: «Мы вышли из кареты и увидали, как царь, подъехав к солдату, несшему шведское знамя, стал безжалостно рубить его мечом, быть может, за то, что тот шёл не так, как хотел царь. Затем царь всё продолжал делать… страшные гримасы: вертел головою, кривил рот, заводил глаза, подёргивал руками и плечами и дрыгал взад и вперёд ногами… Эти конвульсии… находят на него за столом, когда он ест, и если при этом он держит в руках вилку и нож, то тычет ими по направлению к своему лицу, вселяя в присутствующих страх, как бы он не порезал, или не поколол себе лицо».

Моторные приступы протекали у Петра стереотипно, что позволяет отбросить предполагаемый диагноз «хорея». При хорее движения напоминают какой-то сложный дикий танец. А тут – всегда одинаковое начало, всегда левая сторона лица, иногда с захватом левой руки, тип судорог похож на миоклонии.

Парижская газета «Ведомости иностранных дел» при описании внешности российского монарха, прибывшего во французскую столицу в 1717 году, отметила: «Он очень часто гримасничает. Привычное его движение – смотреть на свою шпагу, стараясь склонить голову через плечо, при этом