Эпилепсия – оставаться в сознании. Истории о том, какой разной бывает болезнь - Мария Панова

А потом к ней на беседу пришел муж пациентки. Обходительный, приятный мужчина. Он очень тревожился за свою супругу – так тревожился, будто диагноз поставили не двадцать лет назад, а вчера. Он рассказал, что приступы всегда происходят в присутствии других людей. Поэтому он не боится оставлять ее одну – точно знает, что ничего страшного не произойдет. Такая уж болезнь. Приступы провоцирует присутствие третьих лиц. Он всегда будет рядом с супругой. Это его долг. Это важнее всего прочего.

«Зрители нужны», – подумала ординатор. – “Интересно”. И в тот же день позвонила знакомому психиатру. Попросила проконсультировать без очереди, благо, он все равно раз в неделю приходил смотреть в эту больницу пациентов с подозрением на психиатрические недуги.

Выслушав рассказ коллеги про необходимое условие для приступа в виде зрителей, про необычные приступы, когда больная не падала на пол, но бережно оседала на постель, про закатывание глаз и бодрость духа сразу после приступа, он спросил вдруг: «А муж у нее какой? Заботливый мужик небось, да? Золотой муж?» Ординатор кивнула: «Да, именно такой». Психиатр улыбнулся, будто получив подтверждение своей догадки, и ушел смотреть загадочную пациентку.

Когда психиатр зашел в палату, у пациентки вновь случился приступ.

Когда она закатила глаза, доктор вдруг подошел к ней и похлопал больную по щекам. Она немедленно пришла в себя: «Ой, доктор, кажется у меня опять случилось».

«У нее конверсионное расстройство. И припадки ненастоящие, демонстративные. Убедись, что фейковые приступы не разбавлены настоящими. Лечить это сложно. Но, если не найдешь настоящих приступов, противосудорожные не нужны…» – вынес свой вердикт психиатр. Невролог, старшая коллега ординатора, которая поленилась тогда зайти в палату, ухмыльнулась. Мол, ага, двадцать лет стоит диагноз «эпилепсия», но это не она. Все понарошку.

А ординатор не поленилась перерыть весь архив ЭЭГ. Ни одного подтвержденного документально приступа. Ни на ЭЭГ, ни на мониторинге. Диагноз был поставлен эмпирически, на основании вроде бы возникшего улучшения на противосудорожной терапии. Так бывает, особенно если продолженный ЭЭГ-мониторинг недоступен в том или ином регионе, все-таки процедура эта дорогая и длительная. Приходится обходиться подручными средствами, косвенными признаками на обычной электроэнцефалограмме – вроде бы эпилепсия, а вроде и нет, но лечение помогает – значит, все-таки есть неврологический недуг…

Это в самом деле была не эпилепсия. Это было психиатрическое заболевание с психогенными неэпилептическими приступами. Больные и их родственники в такой ситуации уверены, что все по-настоящему. Особенно переживают родственники: они окружают больного вниманием и заботой, и в том выгода пациента, называемая вторичной – именно внимание окружающих питает болезнь. Впрочем, в настоящее время психиатрия пересмотрела отношение к механизмам формирования конверсионного расстройства. Не все специалисты согласны с наличием вторичной выгоды. Но абсолютно все ученые умы сходятся во мнении, что больной человек не имеет осознанного намерения обмануть медиков. Очень сложны и извилисты механизмы нашей психики, возможно, многое еще врачам только предстоит узнать. Больные достойны сочувствия точно так же, как и страдающие настоящей эпилепсией или любым другим недугом.

Будь у пациентки не такой внимательный муж, который оставил бы ее наедине с этой болезнью, возможно, недуг не получил бы дальнейшего развития. Но муж был золотой. После каждого приступа он становился вдвое внимательнее и нежнее. Это называется созависимость. Две половинки притягиваются, происходит это бессознательно. Так формируется стабильная пара, которую окружающие считают очень счастливой. Но с точки зрения психологии нет там настоящего счастья, потому что нет психологической зрелости. Люди закрывают посредством близости партнера какие-то бреши в собственной психике. Впрочем, это совсем другая история.

Лечилась пациентка в одном и том же отделении годами. Врачи привычно переписывали диагноз из предыдущих выписок, привычно говорили, что в отделении нет большого ассортимента лекарств, а потому будем рады тому, что есть… И все шло годами по накатанной. Приступы, внимание мужа и медиков, новые и новые госпитализации с последующей выпиской были обыкновенными событиями в жизни пациентки. И каких-либо перемен в этом сценарии не подразумевалось.

Снять диагноз «эпилепсия» в такой ситуации непросто, хоть и возможно. Разумеется, это не под силу ординатору – нужно собирать врачебную комиссию, направлять пациентку в медицинское учреждение Федерального уровня. Вот только зачем? Пациентку и ее родню смена парадигмы не обрадует, можно и жалобу в Минздрав схлопотать. Врачам лишние телодвижения тоже ни к чему. Подумаешь, ну написал психиатр свой диагноз, вот и прибавим его к эпилепсии. Да и забудем, перевернув страницу истории болезни и привычным движением отправив ее в архив, где она будет медленно истлевать среди прочих документов пять, а может, десять лет, пока архив не ликвидируют.

Эта ординатор стала потом врачом-эпилептологом. И случай тот запомнила накрепко, как типичный пример работы неповоротливой отечественной системы медицинской помощи.

Были потом в ее практике и сочетания психогенных неэпилептических и настоящих приступов у одного больного, были и симулянты (не страдающие конверсионным расстройством, а просто не очень умные люди, которые думали, что имитировать эпилепсию для получения группы инвалидности легко), были и те, у кого необычные приступы эпилепсии походили на демонстративные, но таковыми не были.

Но эту пациентку она всегда вспоминала как пример тупиковой ситуации: ничего не изменить, никому не помочь. Больная будет пить ненужные ей противосудорожные до конца жизни, и это ее плата за внимание близких и медицинского персонала.

Впрочем, если все довольны (женщина получает внимание, муж занят спасением жены, врачи переписывают одно и то же, не слишком напрягаясь) то, может, это не так уж и плохо?..

Психогенные неэпилептические приступы: пациенты в медицинском тупике

Этих пациентов врачи называют между собой «никому не нужными», «потерянными в системе здравоохранения». Потому что эпилептологи, да и другие неврологи, помочь им ничем не могут. А в поле зрения психиатров такие пациенты попадают лишь по случайности, но никогда не задерживаются надолго. Потому что не считают себя психически больными. Лечить же их принудительно невозможно. Потому что они не представляют опасности для своей жизни или жизни окружающих, а потому не подпадают под соответствующий нормативный акт.

Психогенные неэпилептические приступы возникают у пациентов, которые не страдают эпилепсией. Но их психика по какой-то причине начинает тщательно имитировать эту болезнь. При этом сам пациент не подозревает, что у него не настоящая эпилепсия. И уж конечно не пытается притвориться больным сознательно. В своей системе координат он искренне считает себя больным. Страдает от болезни. Честно принимает все таблетки, которые ему назначают врачи. Вздыхает горестно и совершенно искренне, когда очередной доктор говорит, что имеет тут дело с фармакорезистентной, то есть устойчивой к