Жуазель - Морис Метерлинк

а демон ада явился в горькую минуту, когда самой любви не ведомо, на что еще надеяться и что предпринять… Нет, я плохо слышала и к вам несправедлива… Нужно меня простить; я невинна, неопытна и не знаю в точности, что эти слова означают… Но теперь я вижу… Да, вы правы… Да, да, вы хотите сказать, что во имя справедливости и я должна взять на себя часть опасности. Нужно, чтобы моя жизнь соединилась на минуту с вашей для того, чтобы создать другую жизнь, которая должна его спасти… Но эту жертву я хочу принести одна, всю целиком; я не надеялась…

Мерлин. Жуазель, время не терпит… Не ищи напрасно, ты знаешь, чего я требую; мое слово выражает то, чему ты боишься верить…

Жуазель. Итак, необходимо, чтобы в ту самую минуту, когда он ко мне вернется и я увижу, как он дышит в моих объятиях и улыбается вновь найденной любви, я отняла от него все, что дала ему… Но что останется ему, — если вы возьмете все? И что я скажу ему в ответ на его поцелуи?..

Мерлин. Ты не скажешь ничего, если желаешь ему счастья…

Жуазель. Я должна буду все сказать, потому что я люблю его… Нет, нет, я знаю — это невозможно, этого нет… Должны же существовать боги или демоны, чтобы препятствовать этому… Иначе я не знаю, зачем бы люди хотели жить… Я доверяю им, я доверяю вам… Это было лишь испытание; этого не было, не могло быть в действительности… Мне кажется, что вы уже смотрите на меня не столь враждебно… Вот я умоляю вас, бросаюсь к вашим ногам и целую ваши руки… Я сознаюсь вам во всем… Я не любила вас, — вы слишком его ненавидели… Но я никогда не считала вас несправедливым или недостойным любви… Когда вы вошли, я, не колеблясь, пошла к вам навстречу и просила вас отнять у смерти единственного человека, которого я люблю, а между тем я знала, что вы меня тоже любите… Но не знаю, почему инстинкт мне подсказывал, что вы благородны и способны на поступок, который я совершила бы для вас, который он сам бы совершил… И если вы сделаете то, что мы сделали бы сами, — вы приобретете в наших сердцах долю нашей любви, не худшую, не менее прекрасную и постоянную…

Мерлин. Да, знаю. Если бы я вернул ему жизнь, рискуя своей — он приобрел бы поцелуи, уста и глаза, дни и ночи — все, что составляет мимолетное и столь суетное счастье любви… А мне, мне досталось бы большее… Иногда, случайно, мимоходом, мне уделят ласковую улыбку, с тем чтобы я не слишком часто ее требовал… Нет, Жуазель, — в мои годы не довольствуются такими иллюзиями и жалкими остатками. Для меня миновал час героической лжи. Я хочу того, чем он будет владеть… Что мне в твоей улыбке, которая, я знаю, недосягаема… Я хочу тебя… Хочу тебя всю, хотя бы на мгновение. Это мгновение мое… Он дарит мне его… (Приближаясь к Лансеору.) Взгляни на него, Жуазель… На его лице печать разложения… Мы слишком долго медлили… С каждой проходящей минутой опасность увеличивается. Ты придешь?

Жуазель (растерянно глядя вокруг себя). Ничто не обрушивается, не падает… и я одна в мире…

Мерлин (ощупывает тело). Опасность становится грозной… Я узнаю приметы…

Жуазель. Хорошо… Да… Я приду… Я приду сегодня ночью, сегодня вечером… Но сперва спасите его и верните ему жизнь… Смотрите… Глаза его ввалились, губы поблекли, а я здесь торгуюсь о его жизни, как если бы дело шло…

Мерлин. Он будет возвращен тебе; но помни, Жуазель, если ты не будешь верна своему обещанию, рука, исцелившая его, поразит его без пощады.

Жуазель. Я буду верна своему слову, я на коленях приползу на край света, чтобы сдержать его. О, я приду, говорю вам. Я вся отдаюсь, вся буду ваша… Что вам еще нужно? У меня больше не остается ничего.

Мерлин. Хорошо. Я взял с тебя слово и сдержу свое. (В сторону, приняв Лансеора в объятия.) Прости мне, мой сын, во имя твоего жребия, позор и грубость этой пытки. (Наклоняется над Лансеором и запечатлевает долгий поцелуй на его веках и устах. Громко.) Вот он возвращается из стран, лишенных света… Жизнь вернулась к нему — но он проснется лишь в твоих пламенных объятиях. Предоставляю его твоим заботам. Помни о своем слове!

Выходит. — Жуазель держит Лансеора в объятиях и глядит на него со страхом. Вскоре глаза его приоткрываются и руки его делают слабое движение.

Жуазель. Лансеор! Его уста открылись и сомкнулись снова, и я видела, как свет отразился в лазури. Его руки как бы ищут моих. Вот они; Лансеор, они в твоих, холодных, как лед. Они боятся их покинуть из страха навсегда их потерять, и все же я хотела бы обвить твою шею, склоняющуюся к моей груди. О! все блаженства возвращаются и возвращаются сразу! Я слышу твое сердце, дышу твоим дыханием, у меня все отняли и мне все вернули… Услышь меня, Лансеор! Я хочу тебя видеть, я ищу твое лицо, не скрывай же его в моих волосах, которые тебя любят… Мои глаза еще больше любят тебя, они требуют своей доли. (Лансеор медленно приподнимает голову.) О! Он слышал мой голос и услышал просьбу… Он вернулся, вернулся! Нет больше сомнений, он тут, передо мной, живей жизни! Он тут, передо мной, и розы зари и цветы пробуждения покрыли улыбкой его щеки, ибо он уже улыбается, как будто вновь меня увидел! О! боги слишком милостивы! Они жалеют людей… Есть отверстые небеса… Есть боги любви… Есть боги жизни… Нужно платить им признательностью и любить так, как они любят! Приди, приди в мои объятия! Твои глаза еще ищут меня, но твои уста уже нашли… Они наконец открываются, чтобы призвать мои, и вот мои уста, обремененные любовью…

Молчание. Она долго и пламенно целует его.

Лансеор. (приходя в сознание). Жуазель!

Жуазель. Да, да, это я, это я! Взгляни на меня, взгляни! Вот мои руки, мой лоб, мои волосы, мои плечи. И вот мой поцелуй, по которому ты узнаешь меня.

Лансеор. Да, это ты, точно ты, это ты и свет… И та же зала, которую я уже видел… Мне нужно только опомниться… Что случилось со мной? Я возвращаюсь, возвращаюсь… Я лежал там, не знаю где, перед большими воротами, которые кто-то пытался открыть…