Фауст. Страдания юного Вертера - Иоганн Вольфганг Гёте

Так от заносчивой речи почтительный сын удалился;

Но отец продолжал в том духе, в котором он начал:

«Если нет чего в человеке, того и не будет,

И напрасно мне ждать исполнения лучших желаний,

Чтоб был сын не таков, как отец, но лучше гораздо.

Что же бы с домом сталось и с городом, если бы каждый

Не старался поддерживать, возобновлять, что имеет,

И украшать в духе времени, по заграничным примерам,

Не как грибу из земли наконец расти человеку

И на месте том сгнивать, на котором родился,

Не оставляя следа своих занятий при жизни.

Так же по дому легко угадать, каков-то хозяин,

Как, городок проезжая, понять, каково в нем начальство,

Там, где башни и стены в развалинах, где по канавам

Сор накопился и сор по улицам всюду разбросан,

Там, где тронулся камень с места и вновь не задвинут,

Где перегнило бревно, и дом вотще ожидает

Новой подпоры, – понятно, что там управленье худое;

Где чистоты и порядка от всех не требуют свыше,

Там легко гражданин привыкает к будничной грязи,

Как и нищий к своим под конец привыкает лохмотьям,

Вот почему я хотел, чтобы в скором времени Герман

Попутешествовал: пусть хоть Страсбург да Франкфурт увидит

И веселый Мангейм, построенный ровно и чисто.

Кто видал города большие и чистые, будет

Свой родной городок, как ни мал он, стараться украсить.

Разве не хвалит приезжий наших ворот обновленных?

Не прославляет ли всяк мостовой, широких каналов,

Под землей проведенных, с которыми мы безопасно

Можем огонь утушить везде при самом начале?

Все окончено это со времени злого пожара.

В ратуше я шесть раз строителем был и все время

Слышал одни похвалы и признательность добрых сограждан.

Все начатое мной я старался окончить и планы

Честных людей исполнять, от которых они отказались.

Так за дело взялись наконец все члены совета.

Каждый стремится теперь, и уже утвердили постройку

Новой дороги, которая свяжет наш город с большою.

Только я сильно боюсь, – молодежь поступать так не станет!

Думают только одни о весельи пустом да нарядах,

А другие все дома сидят, забившись за печкой.

И боюсь я весьма, чтоб мой Герман таким не остался».

Добрая, умная мать отвечала на это немедля:

«К сыну, однако, никак ты быть справедливым не хочешь.

Этим путем ни за что не достигнешь желаемой цели:

Мы не можем детей изменять по собственной воле,

Как они созданы Богом, такими должны мы любить их,

О воспитаньи радеть, наклонностей в них не стесняя.

Тот имеет одну способность, а этот другую,

Каждый своею живет и каждый по-своему только

Добр и счастлив. Напасть на Германа я не позволю.

Знаю, он достоин того, что получит в наследство,

И хозяином будет отличным, примерным для граждан;

Я предвижу, что он и в совете не будет последним.

Но пересудами ты, как сегодня, да вечною бранью

Ежедневно у бедного дух отнимаешь последний».

И она удалилась из комнаты следом за сыном,

Чтобы его отыскать где-нибудь и словами участья

Снова обрадовать. Сын почтительный этого стоил.

Только что вышла она, отец, улыбаясь, заметил:

«Странный, однако, народ эти женщины, так же, как дети!

Каждому хочется жить, поблажая собственной воле,

И потом еще ждут, чтоб любили их да хвалили.

Как постоянно везде справедлива пословица древних:

Кто вперед нейдет, тот назад подается. И правда!»

И в раздумьи на эти слова заметил аптекарь:

«С вами я, сосед, охотно согласен, и сам я

Рад улучшенью, когда оно ново и дешево стоит;

Но какая же польза, коль денег больших не имеешь,

Быть в хлопотах, улучшить стараясь внутри и снаружи?

Гражданин ограничен во всем, он блага достигнуть

Даже с сознаньем не может: ему кошелек не позволит.

Много потребностей есть, и затем затруднения всюду.

Я бы многое сделал. Но кто ж не боится издержек

При перемене? К тому ж времена-то пришли дорогие.

В мыслях дом мой давно улыбался мне в модном наряде,

В нем давно предо мной сверкают огромные стекла;

Но куда за купцом угоняться, который, окромя

Средств, владеет путями добыть все лучшее прямо?

Посмотрите на новый дом против нас: как красиво

Из штукатурки бегут завитки по зеленому полю!

Стекла огромные в окнах блестят и сияют так ярко,

Что собой остальные дома затмили на рынке.

После пожара, однако, ведь наши были всех красивей:

Там над аптекою ангел, здесь вывеска «Льва золотого».

Так и сад мой был известен во всем околотке:

Каждый проезжий, бывало, сквозь красную смотрит решетку

На размалеванных карлов моих и на каменных нищих.

А кого, бывало, попотчую кофеем в гроте

(Правда, грот-то теперь запылен и почти развалился),

Тот не мог нахвалиться сиянию раковин ярких,

Чудно подобранных. Даже не раз знатоки ослепленным

Оком смотрели на блеск свинца и на яркость кораллов.

В зале не менее нравились всем живописные стены,

По которым гуляют в садах разодетые дамы

С господами, держащими в тонких перстах по цветочку.

Кто захочет теперь и смотреть-то на это? Я редко

С горя и сам гуляю. Теперь все должно быть иначе

Да, как они говорят, со вкусом, все просто и гладко;

Все скамейки из дерева, ни позолоты не нужно

Им, ни резьбы; а чего выписное-то дерево стоит?

Я бы тоже не прочь заводиться чем-нибудь новым,

Об руку с веком идти и утварь менять беспрестанно!

Но для всякого страшно безделицу самую тронуть.

Кто в настоящее время платить в состояньи рабочим?

Вздумал на вывеске я Михаила Архангела как-то,

Было, опять золотить, да кстати и страшного змея,

Что у ног-то его извивается, – только опять я

Бурыми их оставил: меня испугали запросом».

IV

Эвтерпа мать и сын

Так говорили мужчины, беседуя. Мать, между прочим,

Сына пустилась искать, – за воротами дома сначала,

Где, по привычке, он сиживал часто на камне скамейки;

Но, не найдя его там, заглянуть пошла на конюшню:

Может быть, сам убирает он милых лошадок, которых

Сосунками купил, никому не вверяя присмотра.

Там ей работник сказал, что в сад он пошел. И немедля

Мимо конюшни она и мимо красивых сараев

Вдоль по двойному двору торопливо прошла и вступила

В сад, который далеко холстом протянулся до самых

Стен городских, и его перешла, на растенья любуясь,

Тут же подпорки поправила те, на которых тяжелый

Сук опирается яблони или развесистой груши,

Несколько также червей посняла мимоходом с капусты:

Домовитая женщина шагу напрасно не ступит.

Так пришла и весь сад она длинный до самой беседки,

Свежею зеленью скрытой, – но сына в ней не было: так же,

Как и в саду, по сю пору нигде его не было видно, –

Только калитка едва приперта из беседки (калитку

Эту в стене городской проломил, по особенной власти,

Предок почтенный давно, как был он еще бургомистром).

Там свободно она перешла и сухую канаву,

Где виноградник от самой дороги в надежной ограде

Вдоль по тропинке крутой поднялся, обращаясь на полдень.

Так же и тут, восходя, она любовалась обильем

Гроздий, которые чуть укрывались