Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер

Оскар не успевает ответить. Входит Лаура, ставит перед Розенблатом поднос с кофе. Розенблат отпивает, одобрительно чмокает. Лаура возвращается за столик.

Очень хороший кофе. (Оглядывается на Лауру, наклоняется к Оскару, тихо). Сеньорита замужем?

ОСКАР.

Сеньора. Да, замужем. Трое детей, девять внуков. Ждет правнука. Даже двух. Даже трех. И дождется праправнуков, смею вас заверить мосье Розенблат.

Лаура фыркает.

РОЗЕНБЛАТ (разочарованно).

Жаль, жаль. Это много. Трое детей — это много. За тремя детьми я не услежу, кто-нибудь из них непременно захочет меня отравить. А я не люблю, когда меня травят. Особенно крысиным ядом, его я пробовал уже дважды. Да, очень, очень жаль. Она варит кофе именно так, как я люблю. Остальному бы я ее научил, это не проблема.

ОСКАР.

Вам сколько лет?

РОЗЕНБЛАТ (задумчиво, загибая пальцы).

Кажется, девяносто. Нет, восемьдесят девять. Даже восемьдесят восемь. Или восемьдесят семь. Зависит от календаря, вы же понимаете. Но в последний раз мне было восемьдесят шесть, и я проверял в прошлом году.

ОСКАР.

Тогда, боюсь, научить всему вы ее не успеете. Словом, я берусь за ваше дело. Давайте сделаем так. Приходите через полтора месяца. Двадцатого августа. В двенадцать часов тридцать пять минут. Думаю, мне будет, что вам предложить!

Розенблат не отвечает.

(Качает головой). Кажется, он опять уснул. Лаура, я боюсь его выпускать из нашей конторы. Он может уснуть по дороге, переходя улицу. И его собьет какой-нибудь лихач. Этого я себе никогда не прощу. Давайте уложим нашего мосье Розенблата вот сюда, на кушетку. Вы не поверите, сеньорита, но он дорог мне (оглядывается по сторонам в поисках подходящего сравнения), он мне дорог так же, как бывают дороги старые фотографии из семейного альбома...

ЛАУРА (недоуменно).

Почему — как фотографии?

ОСКАР (вздыхает).

О, эти старые фотографии. Черно-белые снимки, выцветшие, с фигурно обрезанными краями. Когда-нибудь вы поймете, что нет ничего, ценнее фотографий. Не всяких — именно из семейного альбома.

ПЕСНЯ О ЦЕННОСТИ СЕМЕЙНЫХ ФОТОГРАФИЙ

В этом надоевшем доме

Только сны шуршат как гравий.

Нет гостей почетней, кроме

Лиц, что прячутся в альбоме

Для семейных фотографий.

В том пустом бескрайнем море,

В тишине пустейших бдений,

В полуночном тяжком вздоре

Лишь они утешат в горе,

Если сон — без сновидений.

Серая заря прольется,

Тихо скрипнет половица.

И дыхание прервется.

Занавеска встрепенется,

Будто раненная птица.

В том пустом бескрайнем море,

В тишине пустейших бдений,

В полуночном тяжком вздоре

Лишь они утешат в горе,

Если сон — без сновидений.

Так что — да, сеньорита Лаура, будем бережны к тем людям, чьи лица оставили след в семейном альбоме. Берите-ка нашего дорогого мосье Розенблата под руку — и вперед!

Взяв спящего Розенблата под руки, Оскар и Лаура отводят его к кушетке, укладывают и заботливо укрывают пледом.

Вот так. Теперь главное — не забыть его здесь перед уходом. Запишите в журнал и после — напомните мне об этом, Лаура.

Звонок в дверь.

Войдите!

Входит Ракель ду Каштру — очень красивая молодая дама, одета изысканно, но и экстравагантно. Останавливается, сделав несколько шагов, внимательно рассматривает обстановку в кабинете, подходит к столу директора, прочитывает вслух таблички. Только после этого поворачивается к замершим у кушетки Оскару и Лауре.

РАКЕЛЬ.

Здравствуйте, сеньор. Доброе утро, сеньорита... или сеньора?

ЛАУРА (сухо).

Сеньорита. Здравствуйте, сеньора... или сеньорита?

РАКЕЛЬ.

Сеньора. Можете называть меня донья Ракель. Донья Ракель ду Каштру.

ОСКАР (поспешно выдвигаясь вперед).

Здравствуйте, донья Ракель! Позвольте представиться: Оскар Бандерас, частный детектив. Ваш визит — большая честь для меня, надеюсь соответствовать вашим ожиданиям.

РАКЕЛЬ.

Посмотрим. Надеюсь, вы не обманете моих ожиданий. (Заглядывает за спину Оскара, некоторое время разглядывает спящего Розенблата). А этот сеньор — ваш начальник? Хозяин? Директор агентства?

ОСКАР.

О нет, директор агентства — я. Равно как и хозяин его. А это мой дедушка. Вернее, прадедушка. Не с кем было оставить дома, пришлось перенести его сюда. Всегда так поступаю. Не беспокойтесь, сеньора, он ничего не слышит и ничего не видит. Хотел бы сказать — и не соображает, но это было бы неправдой, а я стараюсь не лгать клиентам. По мере возможностей. Мой прадедушка обладает острым умом, но сейчас его ум спит. Вместе с ним. Прошу, сеньора, вот в это кресло. Оно очень удобное.

Усаживает Ракель в кресло, слишком долго не выпуская ее руку из своих рук. До неприличия долго.

Всё это время Лаура следит за действиями Оскара с негодующим видом — ей явно не нравится, что ее начальник, как говорится, запал на гостью. Когда Ракель садится в кресло, Лаура вдруг демонстративно нюхает букетик цветов, поставленный утром на ее столик Оскаром.

ЛАУРА (громко).

Ах, как это мило, сеньор Оскар! Мои любимые цветы! Я назвала их лишь однажды, но вы запомнили и теперь радуете меня каждое утро! Мне очень приятно, мой дорогой.

ОСКАР (всё еще держа Ракель за руку, рассеянно).

Что, простите?

ЛАУРА.

Этот букет. Я тронута вашим вниманием! Вы меня балуете, дорогой сеньор Оскар.

ОСКАР (не глядя на Лауру).

Да-да, рад, что вам понравилось. Послушайте, сеньорита Лаура, не могли бы вы сходить в табачную лавку, у меня кончились сигары...

ЛАУРА.

Конечно, сеньор Оскар. Гаванские?

ОСКАР.

Нет-нет, не гаванские. Гаванские слишком крепкие для моих старых легких. Костариканские, пожалуйста. Или нет, лучше никарагуанские. Это будет замечательно, я очень люблю никарагуанские сигары. Они должны быть в табачном магазине Дуогу, на Дос-Жавенс-Талентос. Второй перекресток после большого светофора. Да. Я их покупал там, в прошлом месяце. (С явным сожалением выпускает, наконец, руку Ракель, улыбается ей, занимает свое место за письменным столом).

ЛАУРА (возмущенно).

Это же далеко, на другом конце города! Я потеряю два часа!

ОСКАР (успокаивающе).

И отлично! То есть, я хотел сказать, печально, но ничего страшного. Я без сигар не могу, они помогают моей логической мысли. Поезжайте автобусом, дорогая. Это всего лишь две или три пересадки, не так уж долго. И, ради бога, не волнуйтесь, я сам буду отвечать на звонки.

Возмущенная Лаура выходит, демонстративно стуча каблуками. Громко хлопает дверь. Оскар задумчиво смотрит