Драматургия: искусство истории. Универсальные принципы повествования для кино и театра - Ив Лавандье

бронза. Я поместил туда эту безделушку, потому что мне казалось правильным, что в аду человеку не на что смотреть, кроме как на уродливый предмет. А люди спрашивали меня, в чем философское значение этой бронзовой фигуры!»

И. А. Л. Даймонд [48] приводит комментарий университетского профессора, который так трактовал «Холостяцкую квартирку» перед своими студентами: «Вы, конечно, понимаете, что это притча о рае и аде. Офис – это ад, а квартира – рай. И неслучайно девушка управляет лифтом, связующим звеном между раем и адом. Конечно, ключ от квартиры – это фаллический символ…» Даймонд комментирует: «Вы узнаете гораздо больше о критике, чем об авторе»[55].

Кроме того, драматическое произведение состоит не из идей, а из действий. Образный смысл не всегда подходит для этого. Ведь если значимое выглядит как результат действий персонажей или жизни в целом, то символическое часто воспринимается непосредственно как продукт автора. Напоминая зрителям, что перед ними художественное произведение, символическое, таким образом, приводит к эффекту дистанцирования, что в большинстве случаев нежелательно. Автору лучше найти значимые элементы действия, чем сознательно наполнять свою работу символами.

Во время постановки «Короля Лира» Питер Брук [25] подошел к ведущему исполнителю Полу Скофилду и сказал ему: «Я понял кое-что важное: в начале король обременен тем, что ему принадлежит, и вся пьеса – это все большее и большее его обкрадывание». Брук был горд своим открытием. Скофилд ответил: «То, что вы говорите, мне не поможет, это интеллектуальный анализ, и ни один актер не сумеет этого сыграть. Я могу играть только реальные действия». Однажды журналистка обратила внимание Филиппа Гарреля на то, что он создает вакуум вокруг своих героев, снимая их в голых декорациях. Она спросила его, почему, будучи уверенной, что это тщательно продуманный и очень символичный ход. «Из-за нехватки средств», – честно ответил Гаррель. «Невероятно, это не настоящая причина», – немедленно возразила потрясенная журналистка.

Наконец, следует помнить, что драматическое произведение само по себе уже является символическим, находящимся на полпути между реальным и воображаемым, сродни детской игре в «как будто». Ни один современный зритель пьесы Джорджа Табори «Майн кампф», если только он не страдает психическими расстройствами, не скажет: «Какой ужас! Гитлер вернулся!» – или, обращаясь к актеру, играющему Гитлера: «Кто этот болван, осмелившийся выдать себя за фюрера?» Мы знаем, что все это подделка и произведение имеет переносный смысл. Возможно, именно потому сознательный символизм не очень хорошо работает в драматургии, как символизм внутри символизма.

13. Диалог

Театр – это когда я говорю с вами, а вы отвечаете мне.

Жан-Паскаль, «Бесподобный Андре»

Мы слишком много говорим в наших драмах.

Дени Дидро [50]

Когда рассказываешь историю на пленке, диалог следует использовать только тогда, когда иначе поступить невозможно.

Альфред Хичкок [82]

Обсуждать что-либо – вполне человеческая привычка. Это наше большое преимущество перед животными. Если бы, например, коровы могли разговаривать друг с другом, скотобойни бы простаивали.

Матти, «Господин Пунтила и его слуга Матти»

Вчера вечером я смотрел «Гамлета». Он полон цитат!

Сэмюэл Голдвин [075]

А. Переоцененнюый и недооцененный инструмент

В количественном отношении диалог занимает очень важное место в драматическом тексте. Очевидно, что он является вершиной айсберга. Не потому ли так много авторов уделяют ему большую часть своей энергии? Действительно, диалог – это самый простой способ заполнить сотню страниц. Он не требует особого мастерства – достаточно просто уметь говорить. Но чего стоят сто страниц диалога, если за ними нет практически никакой работы над характером, структурой и действием? С качественной точки зрения диалог следует считать последним драматическим инструментом, который вступает в игру, когда все остальное уже определено, и используется в крайнем случае, когда уже ничто другое не поможет. По одной очень простой причине: из всех драматических инструментов, призванных генерировать смысл, он наименее эффективен. В драматургии язык сцен, язык действий и язык жестов гораздо мощнее и содержательнее, чем язык слов. К сожалению, придумывать фразы – «сочинять настоящие речи», по выражению Дидро [49], – гораздо легче, чем разрабатывать характеры или действия персонажей.

Театральные деятели придают большое значение функции речи в своем искусстве, как будто видят в ней драгоценную специфику по сравнению с тем так называемым искусством изображения, которым является кино. Мне кажется, они преувеличивают. Прежде всего, они забывают, что театр – это тоже искусство изображения, здесь есть на что посмотреть. И то, что я только что сказал о выразительности других языков, так же верно для театра, как и для кино. Это справедливо даже для радио. Радиодраматург, который полагается только на диалоги и забывает работать над структурой и характерами, обречен на провал. На то есть веская причина: жесты, действия и причинно-следственные связи в нашей жизни говорят громче слов. Человеку, конечно, лестно превозносить роль речи как средства осознанного мышления. Но при этом упускается из виду роль бессознательного, которое часто проявляется в наших действиях. Кроме того, нельзя забывать, что люди коммуницируют с помощью бессознательного так же хорошо, как и с помощью сознательного, если не лучше (см. разницу между цифровым и аналоговым языком на стр. 533–534).

В детстве, например, слова менее важны, чем действия. Чтобы такие фразы, как «Ты – отстой» или «Поторопись», имели хоть какой-то вес, их нужно произносить ежедневно в течение многих лет подряд, причем правильным тоном и с нужной интонацией. На самом деле, если бы слова обладали той силой, которую им приписывают некоторые, достаточно было бы написать на футболке слово «Уважение», чтобы прекратилась преступность, или «Курение убивает» на пачках сигарет, чтобы курильщики перестали заниматься саморазрушением. Другой пример: когда появились первые электронные сообщения, мы быстро поняли, что они представляют собой новую форму коммуникации, нечто среднее между письмом и обычной беседой. Проблема в том, что в них не так много мер предосторожности, как в письмах, и им не хватает интонации, голоса и лица собеседника и велик риск быть неправильно понятым. В случае с чатом или СМС эта проблема еще более актуальна, что привело к изобретению эмодзи (смайликов). Но смайлик относится к действию, а не к диалогу.

Позвольте уточнить: моя цель не в том, чтобы противопоставить один драматургический инструмент другому. Справа от меня – диалог, слева – действие (или структура, или характеристика). Моя цель – просто изменить баланс в пользу менее очевидных, менее прославленных, но, на мой взгляд, более сильных инструментов.