Советская одноактная драматургия, 1978 - Гунар Рейнгольдович Приеде

рубль, пошли ей приветственную телеграмму, чтоб отдыхала с ребенком и радовалась… (Заорал.) Ты не отвлекайся, ты слушай! Я тебе так скажу: меня больше ни в какие аферы не путай! Из-за таких, как ты, я мучиться отказываюсь! Я с тобой теперь даже в столовую не пойду, потому что это опасно для жизни.

Н о с о в. Погоди, Григорьич, тихо… Тут что-то серьезное, а ты гудишь…

П о л е н ь е в. Ну и черт с тобой! Сиди здесь хоть до ночи! А я после такого трудового дня имею право на отдых! (Снял халат.)

Н о с о в. Слышишь?

П о л е н ь е в. Ничего не слышу!

Н о с о в. Это — SOS! (Медленно переводит с английского.) «Новозеландский сейнер «Дева Амалия» потерпел… крушение… в… районе Малых… Антильских… островов…».

П о л е н ь е в (орет). Ну а какое тебе, Носову, до этого дело?!.

Н о с о в (продолжает перевод). «…координаты…». (Поленьеву.) Григорьич, у нас где-то карта была… Посмотри в моем столе.

П о л е н ь е в. Да пошел ты…

Н о с о в (вскочил, неожиданно закричал). Дай карту, тебе говорят!

Поленьев вздрогнул, испуганно бросился к столу, достал карту, протянул ее Носову.

(Развернул карту.) Так… Вот они, Антильские острова… Вот Большие… Вот Малые… А ты знаешь, Григорьич, это, в общем, не так уж далеко…

Оба склоняются над картой.

З а н а в е с.

В. Розов

НЕЗАМЕНИМЫЙ

Комедия положений

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В о р о н я т н и к о в  А в д е й  В а л е н т и н о в и ч, 55 лет.

Ч а ш к и н а  Е в д о к и я  Ф е д о р о в н а, 53 лет.

С е м и н  Г р и г о р и й  Я к о в л е в и ч, 26 лет.

Похожий на красный уголок кабинет начальника цеха. В кабинете — В о р о н я т н и к о в. Он и есть начальник. Быстро входит  Ч а ш к и н а.

Ч а ш к и н а. Пришел. Получай сокровище… (Кивает на дверь.)

В о р о н я т н и к о в. Не хочу я с ним говорить, противно. Выгнать его с завода к чертовой матери сразу и навек! О чем говорить!

Ч а ш к и н а. Не пыли, не пыли! Я себе за правило взяла: пусть тому плохо будет, кого я наказать хочу, а не мне. А то не бережем мы себя, расходуем щедро.

Дверь приоткрылась. Не входя в комнату, просунулся  С е м и н.

С е м и н (широко улыбаясь). Здравствуйте, Авдей Валентинович!

В о р о н я т н и к о в (резко). Закрой дверь, я занят.

С е м и н  аккуратно прикрыл дверь.

Ч а ш к и н а. Вызвал, так уж чего…

В о р о н я т н и к о в. Пусть сидит! Пусть ждет! Пусть томится! Я его попытаю!

Ч а ш к и н а. Да не трави ты себя, не трави! Его трави.

В о р о н я т н и к о в. Он думает: чего его левая ноздря захочет, то и подай?! Распустился! Ничего, соберу в комок! Ты мне объясни, Дуся, как можно без всяких уважительных причин три дня подряд прогулять? Ты бы могла так поступить, да еще улыбаться?

Ч а ш к и н а. Нет, конечно.

В о р о н я т н и к о в. А он может! А? Распустился!

Ч а ш к и н а. Да что ты на меня-то кричишь, ты на него кричи, если уж зашелся.

В о р о н я т н и к о в. Вот своей бы этой рукой взял за шиворот и — прямо за ворота!

Ч а ш к и н а. А кто вместо?

В о р о н я т н и к о в. И волчий билет! Чтоб никуда, никогда, ни при каких! Разве что отхожие места чистить.

Ч а ш к и н а. Перестань.

В о р о н я т н и к о в. Строгий выговор. Согласна?

Ч а ш к и н а. Согласна.

В о р о н я т н и к о в. С предупреждением.

Ч а ш к и н а. За.

В о р о н я т н и к о в. Ты его поганую рожу хоть с аллеи передовиков сняла?

Ч а ш к и н а. Сказала.

В о р о н я т н и к о в. А то вхожу во двор, и первое личико — его. Да еще улыбается во все зубы. И зубов-то у него, видать, не тридцать два, как у людей, а штук двести, как у крокодила. Какой дурак рисовал!

Ч а ш к и н а. А ты когда входишь, налево не смотри, а сразу направо, где наши достижения показывают.

В о р о н я т н и к о в. Остришь, что ли?

Ч а ш к и н а. Серьезно.

В о р о н я т н и к о в. То-то! Я еще Семена Ильича попрошу, чтобы его тринадцатой зарплаты лишили. Премиальные ему пусть и во сне не снятся, это уж само собой…

Ч а ш к и н а. Ну, относительно премиальных…

В о р о н я т н и к о в. Ничего, ничего… Все равно вдвое больше моего зарабатывает… Что бы ему еще придумать, Дуся?

Ч а ш к и н а. Вроде бы все исчерпал.

В о р о н я т н и к о в. Еще надо… в стенгазету о нем фельетон послать. Да, Пятнашкину закажем, он обязательно сделает.

Ч а ш к и н а. Пятнашкин о нем в прошлом месяце панегирику написал, до небес поднял.

В о р о н я т н и к о в. Да, спел дурак арию. Вот уж поистине: заставь богу молиться — он и лоб расквасит. Ничего, если на журналиста хочет, пусть учится, должен быть гибким.

Ч а ш к и н а. Другому закажем.

В о р о н я т н и к о в. Пятнашкина читать любят, у него талант. Лучше бы он…

Опять в дверь заглядывает  С е м и н.

С е м и н (улыбаясь). Я тут, Авдей Валентинович.

В о р о н я т н и к о в (рявкнул). Закрой дверь, тебе сказано!

С е м и н  исчез.

Ч а ш к и н а. Да зови ты его, зови, будет тебе!

В о р о н я т н и к о в. Не могу! Как увижу его личико — плохо делается. Ты ему скажи, чтоб он не улыбался больше.

Ч а ш к и н а. Сядь остынь.

Воронятников хотел что-то сказать, но Чашкина не дала.

Посчитай до тысячи, Авдей. Молчи и считай. Молчи. Считай.

Пауза.

Ну?

В о р о н я т н и к о в. Что?

Ч а ш к и н а. Сколько насчитал?

В о р о н я т н и к о в. Семь.

Ч а ш к и н а. Да ты не так медленно!

В о р о н я т н и к о в. Я не медленно. Но я до трех досчитал, а в уме мелькнуло: хорошо бы ему еще знаешь какое наказание придумать…

Ч а ш к и н а. Зови. (Пошла к двери.)

В о р о н я т н и к о в. Ты уходишь?

Ч а ш к и н а. Нет, тут буду.

В о р о н я т н и к о в. Да уж не уходи. Пускай!

Ч а ш к и н а (открыла дверь). Семин, входи!

Никто не входит.

Семин!

Ответа нет.

Гришка! (Вышла за дверь и скоро вернулась.)

В о р о н я т н и к о в (недоуменно). Где он?

Ч а ш к и н а. Сказали — в буфет пошел, ситро выпить.

В о р о н я т н и к о в (задыхаясь от гнева). Ай-яй-яй! (Ходит по комнате.) Знаешь, я теперь психику тех, которые убивают, понимаю.

Ч а ш к и н а. Да сам же ты ему сказал: погоди.

В о р о н я т н и к о в. Он и должен ждать, а не в буфете опохмеляться! Он там будет ситро лакать, эскимо облизывать… а мы… (Задохнулся.)

Ч а ш к и н а. Сейчас позовут его, я сказала. Подождем.

В о р о н я т н и к о в. Ну что ж, подождем их превосходительство. Нам ведь и делать нечего, как их ждать. До чего же мы их… (Чуть не заплакал.) До чего же мы их распустили, Дуся, этих незаменимых. Так вознесли, что и самим уж не достать. Ничего, я дотянусь!

Стук в дверь.

Кто там?

С е м и н (приоткрывая дверь). Разрешите войти?

Ч а ш к и н а. Входи.

С е м и н  входит. Он большой, румяный, молодой, счастливый.

С е м и н. Теперь можно?

Ч а ш к и н а. Я тебе сказала — можно.

С е м и н (аккуратно прикрыл дверь). Здравствуйте, Авдей Валентинович.

Пауза.

(Робко и мягко.) Я говорю, здравствуйте, Авдей Валентинович.

В о р о н я т н и к о в (быстро). Здравствуй-здравствуй.

Пауза.

Достукался?

Семин молчит.

Что скажешь?

Семин молчит.

Улыбаешься, значит?

С е м и н. Это я от смущения, Авдей Валентинович.

В о р о н я т н и к о в. Знаешь, что тебе по заслугам положено?

С е м и н. Угадываю.

Ч а ш к и н а. Говори, Григорий, не валяй дурака. Угадываю.

С е м и н. Чего говорить, все ясно.

В о р о н я т н и к о в. Вот именно.

С е м и н. Виноват.

В о р о н я т н и к о в (взревев). Ты со мной, как с милиционером, не надо: «виноват», «товарищ начальник»,